Можайский — 7: Завершение

Но делать было нечего: найдя местечко, Вадим Арнольдович присел и начал — уже более внимательно — осматривать помещение.

— Коза дезидера?[16] — отвлек его немного насмешливый голос.

Гесс поднял взгляд и встретился им с и вправду смеявшимися глазами официанта. Это было довольно обидно, но понять официанта не составляло труда: не каждый день увидишь в заведении такого посетителя!

— Кофе! — буркнул Вадим Арнольдович и поспешил отвернуться.

— Э тутто куи?[17] — не удержался официант.

— Всё! — зло прошипел Вадим Арнольдович, не поворачивая головы.

Официант щелкнул каблуками — в этом Вадиму Арнольдовичу тоже послышалась насмешка — и удалился.

«Черт знает что такое!»

— Что вы, синьор! Антонио — превосходный малый!

Вадим Арнольдович повернул голову и едва не вскрикнул от ужаса: к его столику подошла — и руку в атласной перчатке уже положила на спинку свободного стула! — разодетая в цветастые шелка матрона.

— Антонио — мастер на все руки и прыток… если вы понимаете, о чем я!

— Сударыня, — начал Гесс, но его язык отказывался работать должным образом. — Сударыня…

— О, синьор! Не смущайтесь! — матрона сделала движение сесть.

И вот тогда к Вадиму Арнольдовичу вернулась уверенность:

— Не сметь! — воскликнул он. — Убирайся!

Матрона на мгновение опешила, а затем, привлекая к столику всеобщее внимание, разразилась воистину площадной бранью. По залу полетели смешки.

— Гварда!

— Гварда![18]

Но Гесс уже полностью оправился от первых впечатлений и снова стал самим собой: к нему вернулась не только уверенность, но и определенная властность — всё-таки он был из России, страны, как известно, господ! Да и служба в российской полиции наложила свой отпечаток на его характер…

Гесс решительно поднялся из-за стола и, схватив матрону под локоть, поволок ее на выход. Матрона визжала и отбивалась, но сил противостоять закаленному систематическими занятиями в полицейском спортзале Вадиму Арнольдовичу у нее, разумеется, быть не могло. Очень скоро она оказалась снаружи, тогда как Вадим Арнольдович остался внутри.

Его возвращение за столик можно было назвать триумфальным: в зале царила мертвая тишина. Смолк даже дотоле пиликавший что-то оркестр. Все взгляды были устремлены на него, а он — усмехнувшись открыто и даже презрительно — пальцем поманил другого официанта — Антонио видно не было — и приказал стремительно подбежавшему человеку:

— Десерт к кофе на ваше усмотрение! И поживей!

— Си, синьор!

Официант улетел исполнять.

— Ну-с, — Вадим Арнольдович уже не думал про себя, а говорил вслух, — теперь можно и осмотреться!

12.

Можайского он обнаружил сидевшим почти в самом центре зала в компании двух пестро одетых господ и трех не менее пестрого вида девиц. Девицы, впрочем, производили сравнительно приятное впечатление: то ли их ремесло еще не успело на них отразиться, то ли они и не были профессионалками. Тем не менее, Вадим Арнольдович был удивлен: не тем, конечно, что его начальник оказался в компании девиц — эка, в общем-то, невидаль! — а его обликом в целом: его сиятельство своими одеждами настолько походил на местную шутовскую публику, что оторопь брала!

— Ну и ну!

Тем временем, Можайский и его спутники открыто смотрели на Гесса и, посмеиваясь, обменивались шутками — явно на его, Гесса, счет.

Вадим Арнольдович нахмурился.

И вдруг из-за столика Можайского послышался совсем уж громкий смех:

— Прего, прего! — восклицал один из спутников князя, а одна из девиц даже захлопала в ладоши.

Можайский позвал официанта. Тот подошел, выслушал, закивал головой и — с улыбкой — отправился за заказом. Через минуту он вернулся с помещенной в серебряное ведерко бутылкой шампанского, бумагой, пером[19] и чернильницей.

Можайский принялся что-то писать, а его спутники склонили к нему головы, заглядывая в листок. На их лицах появилось недоумение, но Можайский тут же вновь развеселил их комментариями.

— Сплендидо!

— Маньифико!

Официант принял небрежно сложенную пополам бумагу и понес ее — с бутылкой в ведерке — к столику Гесса. Вадим Арнольдович прищурился.

— Синьор! — торжественно провозгласил официант, подавая послание. — Позволите открыть бутылку?

— Окажите любезность!

Откуда-то появился еще и бокал, официант негромко хлопнул пробкой и наполнил его. Гесс же погрузился в чтение.

А вы, я посмотрю, молодец! Не растерялись. Признаюсь, я уже и не знал, как с вами связаться, но повод вы подали великолепный! Мои спутники — на них не обращайте внимания: один из них — аристократико локале[20], а второй — полицейский агент — уверены, что в этой записке я высмеиваю ваше поведение… синьоры и синьоры любят пошутить!