Смит был потрясён. Он лёг на неё и подчинился. Её рука тут же скользнула вниз и начала массировать его ягодицы.
— Давай, детка, кончай — выдохнула она. — Кончай в мою киску, дорогой…
Но это не сработало. Как такое возможно? Это была любовь, а не детские воспоминания о бейсболе.
Через пять напряжённых, покрытых потом секунд Смит кончил, выдохнув, как финалист марафона. Мари стонала с каждым толчком, обхватив нонами его спину.
— О, дорогая, — Смит чуть не заплакал, уткнувшись ей в шею. — Прости, прости меня…
Какой же это был жестокий обман. Обычно секс Смита длился не меньше полминуты.
— Мне очень жаль, Мари…
Её тёплая рука скользнула по его голове.
— Всё в порядке, дорогой. Я… я знаю.
Сердце Смита ёкнуло.
Но, затем он успокоился. Нет, нет, она не могла знать об этом. Откуда ей было? Она просто хотела сказать, что понимает проблему Смита с преждевременной эякуляцией. Она была такой понимающей, такой чуткой.
Он ведь мог что-нибудь сделать для неё, не так ли?
Смит съехал вниз…
— Оооо, мииилый, — похотливо проворковала Мари. — Ты знаешь, что мне нужно, мой маленький, грязный секс-пончик.
Её белые бёдра раскрылись перед его лицом, как газета. Ее пальцы гладили его волосы, в то время, как её собственные волосы — лобковый пушок — щекотали рот Смита. Внезапно он почувствовал, что его что-то тянет к ней, что-то безумно вкусное в ее вкусе. Он делал это вынужденно, управляемый непонятным импульсом.
— Вот так, милый, так хорошо, — выдохнула она, — ты делаешь это так хорошо, мой большой любвеобильный язык, ты…
Скорость языка Смита усиливалась и ее удовольствие возрастало, он преследовал ее извивающиеся бёдра по всей кровати. Смит целовал, лизал, лакал…
— Так хорошо, милый…
Он продолжал целовать, лизать, лакать.
— Так хорошо, так хорошо, такой…
Целовать, лизать, лакать.
— …хороший, хороший мальчик!
Глаза Смита выпучились.
Но прежде, чем он успел подумать о таком совпадении, Мари, казалось, задохнулась, и её тело… задрожало.
Рот Смита остался прикованным к её лону, когда появилась вонь. Мари снова вздохнула, затем ее бёдра дернулись, и…
Несколько обильных брызг вонючей, чёрной слизи попали ему в рот. Он отшатнулся в шоке, остановился, наклонился, и его вырвало, а когда он снова поднял голову, последняя струя грязи ударила ему прямо в лицо.
Мари смотрела на него сквозь пространство между грудями.
— Ты — это не ТЫ? — прошептала она.
Смит с отвращением уставился на неё.
Мари ещё больше вытянула шею, её лицо исказилось:
— Ты не готов, да? — захлебнулась она, и это прозвучало как обвинение — Чёрт побери, ты должен был быть готов…
Затем её глаза закатились, а голова откинулась назад.
— Она мертва — прошептал он.
Всё произошло слишком быстро. Все разумные доводы ускользнули от него; его психика казалась сбитой. Создалось впечатление, что Мари вот-вот лопнет. Под бледным мертвым животом что-то шевельнулось. Отвращение, шок и ужас овладели его разумом, оставив только цель: Смит был коронером. Смит — человек, который каждый день вскрывает людей для установления причин их смерти. Сейчас это был порыв непреодолимой важности. Он достал из шкафа свою старую школьную сумку и старый набор специальных ножей.
Мысли роились в его голове, но он не обращал на них внимания. Лезвие мелькнуло в его руке.
— О, Боже, — пробормотал он. — О, нет.
Разрез расползся, когда он провёл блестящим лезвием от бедра к бедру, источая гуляш из чёрных шишок. Она была куклой, набитой бобами. На глазах Смита они вывалились наружу, и чёрная лава медленно заскользила по кровати.