Мозг и разум в эпоху виртуальной реальности

Еще один аспект чистого эстетического чувства – это красота. Само определение красоты как таковой Бергсоном не было дано, но он подходит к сущности понятия красоты главным образом, суммируя особенности предметов искусства в аналитических терминах. Искусство, которое стимулирует чувства красоты, успокаивает ум. Звуки музыки сравниваются со звуками природы. Звуки природы прямые, а звуки музыки, скорее, неявные. Стихи (образы), состоящие из метафор и рифм, также покоряют нас. Кроме того, неподвижность статуй и симметрия архитектурных объектов выходят за рамки наших обычных навыков восприятия. Другими словами, ощущение того, что произведение искусства вызвало у наблюдателя, сводит на нет противодействие наблюдателя, означающее его восприятие, и наполняет нашу душу.

Эстетические впечатления от произведений искусства постепенно уходят все глубже и глубже внутрь. Это связано с тем, что наши эмоции богаты и разнообразны, и это не произведение искусства как таковое захватывает нас. Другими словами, причина, по которой мы различаем интенсивность, глубину и высоту эмоций, является инстинктивной, и произведения искусства просто-напросто дают нам возможность показать разнообразие человеческих эмоций такого рода.

Конечно, не так много произведений искусства, которые стимулируют только глубокие чувства, и эстетические эмоции отличаются от чувств, потому что они содержат мысли, отличные от чувств. Эстетические эмоции уникальны и субъективны, особенно если мы не испытывали подобные эмоции ранее. В целом изменение интенсивности испытываемых нами эстетических эмоций соответствует нашим внутренним изменениям.

В XX веке немецкий философ и теоретик культуры Вальтер Беньямин (W. Benjamin) описал процесс принятия аудиторией произведений искусства в рамках концепции Ауры (Aura) в своей работе «Произведения искусства в эпоху его технической воспроизводимости». Аура – это таинственная симпатия и реакция, возникающая между оригинальными произведениями искусства и зрителями в ту эпоху, когда не было настоящего посредника между работой и зрителями, такого, как кино или радио.

В контексте этого исследования, как сказал Беньямин, можно подойти к ауре зрителей с нейропсихологических позиций. Внешняя среда должна быть располагающей, чтобы зритель был впечатлен работой. Он должен сидеть в удобном кресле на фоне прохладного ветерка, мягкого солнечного света и ясного неба, неторопливо глядя на природные пейзажи, далекий горизонт. Его дыхание мягкое, его мышцы расслаблены, а его тело такое же легкое, как и плавающее. Внутренние органы также спокойны, полны энергии для движения тела, он чувствует себя спокойно и хочет остаться в этом месте.

Трудно понять, что чувствует в таком состоянии все наше тело. Иначе говоря, это состояние можно назвать сугубо духовным, в нем размыты границы между телом и разумом. Также подобное состояние можно назвать моментом, когда приятные чувства без помех поднимаются в душе. Здесь разум ощущает нечто большее, чем просто комфорт или удовольствие, он возвышается до благородного состояния. Таким образом, понятие ауры у Вальтера Беньямина как раз и представляет собой чистые эмоции.

6.4. Разумный свободный человек

Представление Спинозы о людях как об эмоциональных существах и его детальная категоризация эмоций, на первый взгляд, кажется противоречащими выводам Декарта, великого мастера современной философии. Но в конце своей «Этики» Спиноза выходит за рамки сугубо эмоциональных действий, чтобы особо подчеркнуть важность человеческого разума. Он также говорит, что радость и добро могут сочетаться друг с другом в рамках разумных и рациональных действий.

Самое полезное в жизни – совершенствовать свое познание или разум, и в этом одном состоит высшее счастье или блаженство человека[367].

Спиноза считает, что пока человек не обретает такого рода понимания восприятия, он обращает внимание на эмоции. Он говорит, что люди действуют, основываясь не на здравом суждении и рациональности, а в первую очередь основываясь на своих представлениях добра и зла и тех эмоциях, из которых они появились.

Человек, хотя и видит перед собой лучшее, однако принужден следовать худшему[368].