Мост бриллиантовых грез

– Ну ладно, – хрипло выговорил наконец Илларионов, – ладно. На первый раз прощается, но второй раз запрещается. Я благодарен ему за то, что мы вместе смогли доставить тебе удовольствие. Но теперь я буду делать это сам, один, без посторонней помощи. И тебе придется привыкнуть к тем словам, которые я тебе буду говорить. И если я захочу сказать, что это не я – робкий мальчишка, а ты – глупая беспомощная девчонка, что не нужно меня бояться, что больно только в первый раз, – значит, я это скажу. Поняла?

– Ты можешь говорить, что хочешь, – пробормотала Эмма, – Но что значит – первый раз, второй раз? Ты что, решил ввести это в привычку?

– А ты против? Погоди-ка.

Он резко встал, и Эмма сжалась в комок от внезапно нахлынувшего холода. Ну да, ведь здесь, на шестом этаже, нет центрального отопления, а электрический калорифер такой слабенький, что толку от него нуль. На улице же хоть и солнце, но до тепла еще далеко.

Как тепло ей было рядом с Илларионовым, как тепло!

Он огляделся:

– А холодильник где?

– Нету у нас никакого холодильника, – ответила Эмма. – А что, ты хочешь виски со льдом? Льда нету. И виски тоже.

– Не хочу я никакого виски, с чего ты взяла? – засмеялся Илларионов. – Я пить хочу. Водички минеральной не найдется?

– Нету минералки, извини, – вздохнула Эмма. – Ни «Перье», ни даже какой-нибудь самой простенькой, в пластиковых бутылках. Впрочем, вы, миллионеры, воду из пластиковых бутылок не пьете, судя по художественной литературе.

– Я только пиво не пью из пластиковых бутылок, потому что это пойло для свиней и немытых плебеев, – насмешливо посмотрел на нее сверху Илларионов. – А впрочем, я вообще не люблю пиво. А насчет воды… Где-то я читал, не помню где, будто только те брезгливо заявляют, что не могут пить минералку из пластиковых бутылок, кто еще некоторое время назад даже представить себе не мог, что вода бывает не только из-под крана. Гениальное клеймо для пижонов, правда? Ну так вот – я не пижон.

Он подошел к раковине и напился прямо из-под крана, совершенно не стесняясь, что стоит голый, что Эмме видно его утомленное естество и сильно поросшие волосами бедра, что она с любопытством разглядывает его мохнатые ягодицы и сильные стройные ноги. Сверху он был гладкий-гладкий, словно из мрамора выточенный, а внизу волосатый. Как такие существа назывались у греков и римлян? Сатиры? Силены? Да уж…

Эмма вспомнила, как его шерсть щекотала ей ноги, и ее зазнобило. Потянула на себя покрывало, однако Илларионов в это время подошел со стаканом воды:

– Пить хочешь? Нет? – Сунул стакан на шаткий столик (в этой комнатушке все было на расстоянии вытянутой руки!), снова упал рядом, обхватил Эмму руками и ногами, сунул ее голову себе куда-то под мышку, завернулся вместе с ней в покрывало и даже на голову его натянул.

– Слушай, я намерен кое-что уточнить, – сказал он, сплетая ее пальцы со своими. – Ты не замужем?

– Нет, – удивленно хотела было приподняться Эмма, но Илларионов не пустил. – Я же тебе говорила, что мой муж умер в том купе, в котором ехал ты.

– А, ну да… Значит, это все правда, что ты говорила?

– В каком смысле? – Она опять попыталась привстать, и опять ничего не вышло.

– В том смысле, что все фокусы с твоим сынулей не были предлогом, чтобы познакомиться со мной?

Да, сейчас глоток воды ей бы очень пригодился. А лучше два или три – в горле мигом пересохло, прямо до боли.

– Что? – жалко прохрипела Эмма.

– Да нет, я смеюсь! – Илларионов чмокнул ее в лоб. – Ты могла бы что угодно сказать, наврать про высадку инопланетян, к примеру, которые хотят меня похитить, чтобы завладеть моей кредитной картой или коллекцией моих натюрмортов. Кстати, ты любишь натюрморты?

– Ну, не слишком, разве только с фруктами, цветами, золотистым вином в стеклянных бокалах и красивыми серебряными тарелками, – призналась Эмма. – А с убитой дичью, или ломтями серого хлеба, или с кусками мяса – терпеть не могу. А вообще-то мне пейзажи больше нравятся.

– Это печально, потому что мне как раз нравятся натюрморты. Причем именно те, которых ты не любишь. Ладно, я их перевешу из столовой куда-нибудь в кабинет, куда тебе доступ будет закрыт. Теперь такой вопрос. Твой сын логически мыслить способен?

– Ну… наверное, – пробормотала совершенно сбитая с толку Эмма. – А что?

– А то! Он думает, что я убил его отца… Что, кстати, я с ним сделал? Зарезал, застрелил?

– Отравил.

– Круто! Ай да я, ай да я, ай да выдумка моя… А причина, как я понимаю, остается неизвестной… Ну так вот, твой сын не решит, будто я отравил его папу ради того, чтобы завладеть его женой и королевой? Ну как тут не вспомнить «Гамлета» опять? Над шекспировскими страстями принято смеяться, но их еще никто не отменял, ведь природа человеческая не изменилась с тех времен. Рядом с нами и Гамлеты, и Ромео с Джульеттами, и Ричарды Третьи, и Отелло… Думаю, даже и леди Макбет найдешь не только в Мценском уезде!

Леди Макбет? Почему вдруг о ней?..

– Мы же с тобой не были знакомы в Нижнем… – залепетала Эмма. – Почему же он должен так решить?