Московский завет

Тем временем дела Федора Васильевича складывались великолепно. В эти годы его карьера на взлете, он стал не просто ближайшим фаворитом императора Павла, но и одним из самых влиятельных людей России. Поэтому когда однажды дождливым осенним вечером к нему привезли маленькую девочку с предсмертным письмом ее матери, к которой прилагалась турецкая пуля, Ростопчин взял над сиротой опеку, не колеблясь. Тем более что его жена была на сносях и вот-вот должна была разрешиться от бремени. Отказываться от приемыша во время ожидания первенца – дурная примета. Так Мария Ивановна стала подопечной графа, даже не известно: к радости или к горю.

Жизнь в доме Ростопчина совсем не напоминала веселый праздник, как могло показаться при поверхностном взгляде. Многие из девочек, воспитывавшихся в куда более стесненных условиях, были много счастливее, чем бедная Маша.

Одной из главных причин этого был несносный характер супруги Ростопчина, Екатерины Петровны. Быстро растерявшая былую привлекательность и рано постаревшая, к тридцати годам она добровольно изолировалась от светского общества и с головой погрузилась в модный тогда католический мистицизм.

В семейной жизни Екатерины Петровны религиозные искания обернулись полным пренебрежением к своему мужу, необыкновенной строгостью к подрастающим дочерям и граничащей с умопомешательством скупостью. Так графиня Ростопчина считала, что лакеи и слуги должны питаться лучше и обильнее, нежели подрастающие девочки, потому как холопам еда идет на служебное рвение, а в девочках лишь пробуждает бесполезные мысли и непристойную чувственность. То же относилось и к нарядам, и к детским забавам, и к долгожданной встрече праздников.

Безрадостное детство Машеньке скрашивала старшая дочь Ростопчиных, Наталья, девочка необыкновенно живая и подвижная. Вместе с ней они играли с лакеями в карты на пасхальные яйца и куличи, ставя против еды пожалованные к светлому празднику графские рублики. В счастливые дни, когда графиня была занята теологическими беседами с аббатом Сюрюгом, они, переодевшись мальчишками, сбегали из дворца на речку, в лес, в поле. Или тайно учились у отставного унтера лихо мчаться на лошадях, стрелять из пистолетов без промаха и точно в цель метать кривые ножи.

«С такими воительницами не то что Очаков, а хоть сейчас Царьград брать можно!», - вытирая слезы умиления, говорил старый солдат.

Когда о его занятиях с девочками донесли графине, он мужественно и не раскаявшись в содеянном, вытерпел жестокую порку на конном дворе. Не дрогнул, когда его прилюдно лишили главной солдатской удали - огромных лихо подкрученных усов. Перед тем, как исчезнуть из ее жизни навсегда, солдат смог передать Машеньке некогда взятый трофеем и чудом уцелевший теперь смертоносный бебут.

Многие провинциальные барышни наверняка бы позавидовали судьбе бедной сироты, у которой в попечителях оказался могущественный вельможа, фаворит самого императора. Несмотря на всю строгость содержания, она жила в прекрасном дворце, который в своем великолепии мог запросто потягаться с прославленными замками Европы.

К ее услугам был невероятных размеров парк, аллеи которого украшали причудливые аллегорические скульптуры. Прибавьте к этому лучших учителей, которых Ростопчин собрал для своих дочерей со всех концов света. Не исключена была возможность тайно читать в обширнейшей библиотеке книги самые разные, даже запрещенные, которые попадали в собрание графа после конфискации у прежних неблагонадежных владельцев.

Да, многие бы пожелали, чтобы в постигшем их несчастии Фортуна была к ним столь благосклонной и милостивой. Многие, но не юная Раевская, подтверждая силу и мощь фамилии своей детской душою.

Маша, конечно же, любила необозримый тенистый парк, трепетно относилась к учителям, дорожила книгами, но все равно невыразимо томилась в этом неискреннем парадном мире, где всем были предопределены роли, за беспрекословным соблюдением которых следили вышколенные графские лакеи.

«Такие порядки отвратительны и дики, - не удержавшись, сказала она однажды учителю рисования. - Все живущие в имении больше всего боятся лакейского доноса или оговора, потому открыто перед ними заискивают и всячески задабривают».

Еще, рассуждая о природе вещей, случайно процитировала выдержку из тайно прочитанной крамольной книги: «Познание мира одним разумом возможно, но недостаточно. Разум познает внешний мир, но он бессилен проникнуть в мир духовный».

Прошло полгода, когда Ростопчин, отмечая успехи девочек в живописи, как бы невзначай ей заметил: «Чудесные полотна. В них отражено глубочайшее понимание природы мира явного и тайного. В особенности оттого, что на них не изображен ни один из так нелюбимых вами графских лакеев!»

После доноса Екатерина Петровна стала постоянно напоминать мужу, что юная воспитанница дурно влияет на их собственных дочерей и было бы неплохо сплавить девочку с глаз долой.