Московский завет

С этого разговора Машенька стала каждый день видеться с кукольником, которого звали Сальватор. Они часами гуляли по лабиринтам аллей ростопчинского парка или пропадали в запрятанных мастерских, где в тайне от посторонних глаз кукольник сооружал огромные фигуры для задуманной генерал-губернатором грядущей постановки Апокалипсиса.

Весна 1812 года стала для Марии Ивановны лучшими днями в ее жизни. Едва только сошел снег и установились сухие дороги, как зимовавшее в Вороново семейство Ростопчиных дружно покинуло имение, перебравшись в Москву.

На удивление Маши, ее оставили в поместье, предоставив самой себе. Может быть, она так искусно избегала попадаться на глаза, что о ней на время просто забыли? В таком случае, это было чудесное, благословенное забвение!

Империя жила слухами о войне с Францией, и самой популярной темой были сплетни о возможной измене армии, потому что множество офицеров боготворили Наполеона. Второй, не уступающей темой, были слухи о грядущем восстании черни, во много раз превосходящем Пугачевский бунт. Мистики искали знамения и находили их в священном писании, Брюсовом календаре, и многочисленных предсказаниях Калиостро, побывавшем в России тому назад роковых тридцать три года.

Страх и подозрительность витали в московском воздухе. Впрочем, именно они возносили Федора Васильевича к вершинам власти.

Войдя в ближайшее окружение «тверской полубогини», как в те времена любовно именовали сестру императора Екатерину Павловну, Ростопчин сменял одну высокую должность на другую.

Едва он стал обер-камергером и членом Государственного Совета, как тут же августейшая покровительница добивается его производства в генералы от инфантерии, а в скором времени происходит долгожданное назначение в московские генерал-губернаторы и даже в главнокомандующие Москвы! До юной ли девы было той весной Ростопчину?

Недавно отметившая свое совершеннолетие Мария Ивановна впервые наслаждалась внезапно обретенной свободой. Каждое утро она с упоением скакала на любимом коне Громе, затем отправлялась в мастерские, где мэтр Сальватор завершал работу над огромными полумеханическими куклами, иллюстрирующими Откровение святого апостола Иоанна.

Часами могла смотреть, как под руками увлеченного работай мастера рождаются куклы ангелов и демонов, святых мучеников и отвернувшихся от веры богохульников. Ее занимали и поражали фигуры многоголовых чудищ, превосходящих в своих размерах не только людей, но и привычные для взгляда экипажи.

Мария Ивановна любила залезать внутрь ангелов или чудищ и, раздувая мехи с помощью встроенных рычагов, оглашать округи призывными звуками ангельских труб или извергать из звериной утробы зловещее рычание.

- Даже представить себе не могу, что станет, когда все они будут собраны вместе, в одном представлении!

- На земле тотчас же начнется Апокалипсис, - ответил Сальватор, но, прочитав в ее глазах тревогу, поспешил объясниться. - Нет, конечно же, не настоящий, а кукольный.

На это юная Мария Ивановна решительно заявила, что приложит все мыслимые усилия, лишь бы стать участницей готовящейся мистерии. Если ее несносный опекун воспротивится этому, то непременно сбежит, проникнет за любые ограждения и пусть тайно, но не позволит свершиться великому действу без своего участия.

Вечерами они гуляли по расцветающему яблоневому саду или брали лодку, отправляясь от голландского домика в плаванье по зеркальной глади пруда. С каждым днем их прогулки становились все продолжительнее, и вскоре они вовсе стали терять счет времени, с удовольствием наблюдая то за проплывающими рыбами, то за причудливой игрой, которую затевала в неподвижных водах восходящая на небо луна.

Преломляясь в глубинах пруда, лунные лучи расходились по поверхности загадочным мерцанием, прорисовывая на воде не то звезды, словно в калейдоскопе, не то странные буквы, вроде тех, которыми рука Судьбы начертала будущее неразумного правителя Валтасара.

- Как красиво и в тоже время страшно… – удивленно замечала Мария Ивановна, кутаясь в тончайшую паутинку оренбургской шали. - Никогда и нигде не встречала лунной игры, которая бы так западала в душу!

- Я видел подобное на вилле Медичи в Тоскане. В XVI веке у всех властителей было страстное увлечение играми светотени, с помощью которых посвященные надеялись взглянуть на мир и природу вещей без прикрас, но при этом сохраняя не то божественное восхищение творением, не то дьявольский восторг перед его разоблачением. - Ответил кукольник, поглаживая пальцами искрящуюся гладь воды. - Там и по сей день на дне пруда лежат стеклянные валуны, с вплавленными в них кристаллами горного хрусталя и каждую лунную ночь над водой разливается вначале серебристое, а после медное сияние.

- Отчего же исчезло подобное увлечение?

- Наверное, из-за того что человеку страшно постоянно видеть мир обнаженным и двойственным без привычного для взгляда покрова форм, скрывающих от взгляда природу вещей. От такого не только простые смертные, но и посвященные запросто сходят с ума. Вот мода на тайну и уступила место здравомыслию.