Московский Ришелье. Федор Никитич

Ему не раз приходилось думать о судьбе царевича Димитрия. Он знал, что Годунов ненавидел царевича, не скрывал недовольства, когда упоминал его имя, и не раз с не свойственной ему едкой насмешкой говорил, что Димитрий и не царевич вовсе, ибо мать его, Марья Нагая, не была царицей, что сын седьмой жены Иоанна не может иметь прав на престол. Имя царевича запрещено было поминать на ектеньях[25], заздравных молениях «О государе и доме его». Тем самым царевич как бы отлучался от царского рода. Служки Годунова распространяли в народе слухи о кровавых повадках царевича. Он-де любит мучить животных, а зимой лепит из снега бояр и рубит им головы, приговаривая: «Так будет в моё царствование».

Когда до Фёдора дошли эти слухи, он посмеялся, подумав, что Борис верит им. Сам он не верил, ибо знал, сколь умна и предусмотрительна мать царевича Марья Нагая. Если бы Димитрий и был склонен к подобным играм, она увела бы его в терем, понимая, сколь предосудительно истолковывают зложелатели каждое слово царевича. А они были рядом: и в тереме царевича, и вокруг были слуги, преданные Годунову.

Фёдору это достоверно было известно от Устима. Все эти годы он жил на подворье Романовых. Устим водился с Михайлой Битяговским, которому был поручен надзор за царевичем. Последнее время Битяговский жил в Угличе с семьёй, но часто бывал в Москве, где ранее служил дьяком в приказе. Фёдору была не по нраву дружба его дворового человека с игроком и пьяницей Битяговским. Устим научился от него игре в зернь и посещению кабака.

Первой забила тревогу Ксения. Она не терпела пьяниц на своём подворье, и Устим был наказан плетьми на глазах всей дворни. Строгая была барыня Ксения. Она велела ему прийти на другой день, узнав, что он водится с Битяговским. А тот, бывший дьяк, имение своё проиграл в зернь да пропил, а ныне выслуживается перед Годуновым — на большие деньги, наверно, рассчитывает. У Ксении зрела догадка, не думает ли Битяговский перетянуть на свою службу Устима. Бывший полячишка, желая услужить Годунову, не стал бы выведывать у дворового человека о житье-бытье хозяев. Вернее всего такого слугу прогнать, но поначалу лучше выведать правду.

Устим вошёл, немного заплетаясь. Густые волосы всклокочены, на губах запеклась кровь: видно, искусал их во время наказания. Судя по виду, виниться не хотел.

   — У-у, каторжный! Думал, от меня уйдёшь?

   — А я, почитай, ни об чём не думал, боярыня! Говорят: «Дума за морями, а смерть за плечами».

   — Умирать-то не рано ли собрался? У тебя дети, сын подрастает.

При мысли о детях лицо Устима омрачилось. Видно, в душе его была тревога за них. От Ксении не укрылась перемена в его лице.

   — Выбирай ныне, о чём твоя забота: о детях либо как лучше Битяговскому услужить?

   — Что ему моя служба! У него чутьё, яко у той собаки: на три аршина под землёй унюхает.

   — Какого добра ждёшь от него?

   — А никакого! Либо зла дождёшься...

   — Какое зло затеял Битяговский?

   — Про то я не ведаю.

Помолчав немного, Устим добавил:

   — Думки у меня такие, как бы угличскому царевичу зла какого не приключилось.

Этот разговор Ксения передала Фёдору. Видя, что он не принял всерьёз её слов, добавила:

   — Ворон старый не каркнет даром. Ежели Годунов велит погубить угличского царевича, нас он тоже не помилует.

   — Царевич, чай, в Угличе-то при матери живёт да при дядьях его Нагих, — возразил Фёдор. — Надзор за ним строгий.

   — Или думаешь, Битяговский не учинил за ним свой надзор? Чай, каждый шаг его стерегут. Там и Данила Битяговский, и Никитка Качалов. Сделают смуту. Смутьяны они и есть смутьяны. А при смуте и царевича недолго погубить. Ныне многие беду чуют. Сколь знамений люди видели на небе!

Фёдор и сам чувствовал: в воздухе носилось что-то недоброе. Многие понимали, что болезненный Фёдор долго не протянет. Романов с прискорбием видел угасание сил у царственного родича, замечал и обстоятельную настойчивость, с какой Годунов окружил себя льстецами и угодниками. Сам патриарх Иов во всём услуживает ему. Когда Иов был ещё в Ростовской епархии, Годунов облагодетельствовал его. Знал он, что учинится патриаршество в России, а в патриархи по его совету выберут Иова. Так оно и случилось. И ныне царь души не чает в этом боголюбивом, твёрдом в вере, смиренном человеке. А Иов во всём потакает Годунову, оттого и наложил запрет на упоминание имени царевича в ектеньях, как того хотел Годунов. Не к добру это. Ксения права. Погубит Годунов царевича по своему злому упорству.