Московский Ришелье. Федор Никитич

Он посмотрел на Фёдора так, словно тот и был злодей. Фёдор усмехнулся.

   — Не много ли будет злодеев вокруг тебя? Не сбылось бы на тебе древнее пророчество: «Кто многим страшен, тот многих станет сам бояться».

Годунов спохватился, что выдал себя, чего прежде с ним не бывало, сказал примиряюще:

   — Отвечу тебе також древней мудростью: «Муж обличающий лучше льстящего».

«Кому, как не тебе, ведать о том, — насмешливо подумал Фёдор, — Твоя лесть Иоанну превосходила всех прочих вельмож».

Чуткий Годунов уловил насмешку на его лице. Гнев и злоба поднялись в его душе. Или мало они с царевичем Иваном насмешничали над ним (слава тебе, Господи, что прибрал царевича!). Им и неведомо было, что ему были открыты все тайны державной власти. Кто из них был более достоин трона? Запальчивый и неразумный в своей запальчивости царевич Иван, малоумный Фёдор, который всё управление державой передал ему Годунова? Или, может быть, Фёдор Романов, так и не достигший в досужестве своём умелого управления собственным имением? Жёнка его более смыслит в хозяйственных делах, нежели он сам.

Годунов знал свою силу. Никто не мог бы укорить его неосторожностью или запальчивостью. Его спокойствию и выдержке завидовал Иоанн. Когда было надо, он умел быть жестоким и непреклонным не только к другим, но и к самому себе. Жена Марья до сих пор винит его в смерти сына-первенца, который занемог после крещения в холодной воде. Но мог ли он отступить от ритуала, он, считавший себя безупречным во всех отношениях! Он и в эту минуту нашёл в себе силы подавить злобу и гнев, хотя твёрдо знал, что если после смерти царя трон захватит Фёдор Романов, его, правителя, ожидает опала и смерть.

Но, думая так, он спокойно произнёс:

   — За твою правду, Фёдор, скажу и тебе правдивое слово. Убоюсь ли страха? А ежели Господь сулил мне быть опасливым, как пойти против его предначертаний?

Фёдор не знал, что ответить. Он не первый раз поражался нечеловеческому спокойствию Годунова. Перед ним был истукан, восточный божок. С таким же спокойным сознанием правоты его далёкие предки жгли русские церкви, стирали с лица земли селения и города, были безучастны к горю людей. Такой человек воистину страшен. И какой прицельный взгляд, он как будто всё читает на твоём лице! Не дай бог стоять у него на пути!

Фёдор впервые дрогнул в душе перед Годуновым. А он, гость, держался невозмутимо. Уходя, ласково поклонился хозяину:

   — Ты, боярин, ныне худо выглядишь. Я пришлю тебе своего лекаря Якоба.

Помолчав, он добавил:

   — Надейся на меня и никого не бойся!

ГЛАВА 37 ВЕЛИКАЯ ТЕМНОТА

По совету Годунова царь посылал Фёдора наместником то в Новгород, то в Псков. Видимо, правитель не хотел видеть рядом с собой человека именитого и сильного, тем более родственника царя. В делах державных Фёдор был как бы его совместником, как некогда сам Годунов был совместником Никиты Романовича. Фёдор понимал это. Беседа с Годуновым с глазу на глаз, когда он удостоил его, больного, своим посещением, оставила у Фёдора чувство страха перед правителем.

Этот страх поддерживала в нём и Ксения. Она боялась, как бы Годунов не отравил её сына. Первые дети — две девочки — умерли, не достигнув и двухлетнего возраста. Ксения была наслышана о разных способах отравления младенцев. Ей рассказали, что княгиню Марью Владимировну, дочь потомка Калиты князя Старицкого, Годунов вызвал в Москву, обещал ей блага, но вместо них её безуспешно пытались отравить, затем постригли. А когда её ребёнка постигла внезапная смерть, многие говорили о ведовстве.

Москва полнилась слухами о ведунах, которые портили людей, вызывали смертельные немочи. Известно было, что ведуны сгубили в Астрахани крымского царевича Мурат-Гирея. Они испортили его так, что вылечить было нельзя.

Распространение чародейства в державе связывали с именем Годунова. Ему же приписывали и ослепление великого тверского князя Симеона Бекбулатовича, который при Иване Грозном одно время сидел на троне. После смерти царевича Димитрия надежда Годунова на царство в случае кончины Фёдора усилилась. Он был так предусмотрителен, что запретил жениться Фёдору Мстиславскому и Василию Шуйскому, опасаясь, как бы их наследники не стали спорить о троне с его наследником — Фёдором. Станет ли Годунов терпеть рядом с собой такого совместника, как Фёдор Романов?