Московский Ришелье. Федор Никитич

Ксения внимательно следила за выражением лица мужа. Отчего это упорство в его речах, почему так стоит за Годунова? Не хочется тревожить душу опасениями? Так-то спокойнее — думать о человеке доброе. А ежели не думается? Как было не заметить, что не с добром встретила её Марья Скуратиха? Старый боярин, тоже вглядываясь в лицо Фёдора, хотел понять его мысли.

   — Царь женится в восьмой раз? — повторил он. — Так не будет же того. Господь всё сделает по-своему. Не будет восьмой женитьбы, — пророчески изрёк он.

Боярин поднялся и медленно направился к двери, потом обернулся и сказал Ксении:

   — Слушай, дитятко, сходи к царице Марье Фёдоровне. Она ныне в горести великой, а ты утешь её: не будет-де восьмой женитьбы, но пусть готова будет к испытаниям грядущим. Царя нашего скоро не станет, и он чудит накануне своей погибели. А Борису неймётся: видно, чует, что трон ему заповедан.

Онемевший Фёдор и встревоженная Ксения проводили боярина Ивана до колымаги, в которой он приехал, и долго потом обсуждали его пророчества.

...Между тем начались приготовления к сватовству царя. Дела завязывались круто, и волей судьбы в них был втянут Фёдор Романов, хотя и косвенно. Не раз он вспомнил эти дни десятилетия спустя, когда его частная жизнь определялась столкновением интересов двух держав — русского государства и Польши. Ныне сталкивались интересы русского государства и Англии, и умение стоять на страже интересов своей державы определяло человеческое достоинство участников этих событий.

Но столь же старой была тяга иноземцев урвать у Руси побольше благ, ничего не давая ей взамен, и как можно сильнее уязвить её державную гордость.

Убеждённый в том, что ему не вернуть прибалтийских берегов без помощи других государств, Иоанн всячески стремился заключить союз с английской королевой. Он разрешал свободную торговлю на Руси английским купцам, одновременно воспрещая проникновение в неё торговым людям из других стран. Взамен он требовал, чтобы королева была другом друзей и врагом врагов его державы. Хитрая королева отвечала уклончиво, добиваясь единственно особых льгот для своих купцов. Получив желаемое, она старалась отделаться от русского царя мелкими подачками: прислала хорошего врача Якоби, аптекарей. Тогда Иоанн решил добиться своего другим способом — породниться с королевой, заключив брак с её племянницей. Чтобы начать дело о сватовстве, он послал в Англию дворянина Фёдора Писемского. Елизавета любезно приняла русского посла, но когда он повёл дело о сватовстве, она, не желая родниться с Иоанном, ответила со всевозможной хитростью: «Любя брата своего, вашего государя, я рада быть с ним в свойстве; но я слышала, что государь ваш любит красивых девиц, а моя племянница некрасива, и государь ваш вряд ли её полюбит. Я государю вашему челом бью, что, любя меня, хочет быть со мною в свойстве, но мне стыдно списать портрет с племянницы и послать его к царю, потому что она некрасива да и больна, лежала в оспе, лицо у неё теперь красное, ямоватое; как она теперь есть, нельзя с неё списывать портрета, хотя давай мне богатства всего света».

Понимая, что «лихие люди» хотят поссорить Елизавету с Иоанном, чтобы расстроить сватовство, тем более что для этого были основания — у Марьи Нагой родился сын Димитрий, — Писемский попросил королеву показать ему невесту. В этом ему невозможно было отказать, и русский посланник, увидев Марию Гастингс в саду, докладывал царю, так описывая невесту: «Ростом высока, тонка, лицом бела. Глаза у неё серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках тонкие и долгие». Однако на встрече с Писемским королева дала ему почувствовать прежнее неодобрительное отношение к сватовству:

   — Думаю, что государь ваш племянницу мою не полюбит, да и тебе, я думаю, она не понравилась.

Посланник отвечал:

   — Мне показалось, что племянница ваша красива, а ведь это дело становится судом Божиим.

Тем не менее Елизавета отправила в Москву посла Боуса с коварным поручением — вести уклончивую политику, затягивая дело о сватовстве, но не давая решительного отказа, чтобы не помешать выгодным торговым отношениям с Русью. Ради этого посол пошёл на уловку, объявив, что у королевы есть другие родственницы-девицы, и обещал списать с них портреты и послать царю. Но через некоторое время он отказался от своих слов. Царь поддел его насмешкой:

   — Говорил ты о сватовстве: одну девицу исхулил, о другой ничего не сказал. Но безымянно кто сватается?

Между тем были перехвачены грамоты, какими английские купцы обменивались с врагами Руси — шведами и датчанами, а в письмах на родину англичане высмеивали московских людей, будто они ничего хорошего не ведают, и советовали посылать в Москву товары худые да гнилые: москвитяне-де всё равно толку не знают.