Московский лабиринт Минотавра

Взрыв у цветочного магазина «Флора» уничтожил «Мерседес» господина Корнеева, но хрупкий мостик между жизнью и смертью уцелел и на этот раз - третий по счету, роковой. До приезда милиции, пожарных и дорожной службы пострадавший скрылся с места происшествия. Кратковременная потеря сознания не смогла остановить его. Придя в себя, кое-как отряхнувшись, он ворвался в торговый зал, сгреб охапку цветов, бросил на прилавок деньги не считая и выскочил ловить такси.

Наверное, он все еще находился в состоянии шока, когда человека ведет не сознание, а некий заранее настроенный механизм, который внезапно запустился, начал действовать и не собирался прекращать своей работы.

«Если я встречу ее, если я успею, - звенело в голове Петра Даниловича, - она станет моей женой. Я должен успеть! Любовь к ней спасла меня. Если бы я не вышел покупать цветы… Феодорушка! Ты казнишь, ты же и милуешь».

Обуреваемый безумными мыслями, рисующими ему то образ Феодоры-убийцы, то Феодоры-возлюбленной, господин Корнеев, едва помня себя, ехал в такси в аэропорт, подгоняя шофера.

- Туман сильный, - оправдывался тот, не глядя на странного пассажира. - Разбиться хотите? А я не могу, у меня дети.

- Не разобьемся, голубчик! - с эйфорической улыбкой на лице убеждал его респектабельный, но какой-то всклокоченный, в дорогой и грязной одежде мужчина. - Раз я не взорвался десять минут тому назад, мне уже ничего не грозит! По крайней мере, сегодня.

- Так это ваша машина горела?

- Моя. Гони, прошу тебя. Озолочу! - Мужчина вытащил из пухлого портмоне пару стодолларовых купюр, сунул таксисту. - Это аванс. Если успеем ко времени в аэропорт, ты не пожалеешь!

«Чокнутый мужик! - подумал водитель, прибавляя газу. - Видать, его хорошо взрывной волной бабахнуло. Как бы он не окочурился у меня в салоне!»

Неестественная улыбка, блуждающая по лицу пассажира, настораживала таксиста. Так бывает, что после сильного удара или контузии человек ходит, разговаривает и почти не чувствует боли, а потом вдруг надолго теряет сознание или вовсе падает замертво.

Таксист ехал с такой скоростью, какую только позволяли развить туман и загруженность трассы. И все же - не успел.

Господин Корнеев не поскупился, заплатил по-царски, как обещал.

- Не твоя вина, парень, - вздохнул он и пошел к выходу из аэровокзала: нелепый, в стильном, длинном, испачканном пальто, с огромным букетом роз и лилий. Из пышной охапки вылетали цветы, падали ему под ноги. - Эй! - обернувшись, крикнул опоздавший господин шоферу. - Подожди меня на всякий случай!

Петр Данилович испытывал жесточайшее разочарование, под которым теплилась слабая искорка надежды. А вдруг рейс задержали? В голове шумело, все тело наливалось безысходной свинцовой усталостью. Он поднял глаза и не поверил им - навстречу, по мокрому асфальту, как в его мечтах, плыла Феодора, под зонтиком, с сумкой через плечо.

- Разве идет дождь? - прошептал он. - Я не чувствую.

И тут, словно кто-то на небесах включил все звуки, возникли и шорох капель, и шаги людей, и голоса, сигналы автомобилей, шум аэропорта.

На лице Феодоры появился румянец, глаза ее расширились, брови поползли вверх, а губы приоткрылись в крайнем изумлении.

- Не ожидала увидеть меня живым? - не понимая, что он говорит, бросился к ней господин Корнеев. Обнял, прижал к себе крепко. - А я еще не любил тебя, не ласкал! Значит, ни огонь, ни вода меня не возьмут, ни пуля, ни взрывчатка, заговорена моя жизнь от всякого зла.

- Что с вами? - удивленно прошептала Феодора, вдыхая исходящий от него запах дыма, гари, перемешанный с ароматом французской парфюмерии и цветов.

- Потом! Все потом. Дай насмотрюсь на тебя!

- Рейс задержали, - объясняла она, хотя никто ее об этом не спрашивал. Слова были нужны для того, чтобы скрыть неловкость, пылающий в груди жар.

Отец Владимира целовал ее, задыхаясь от страсти, и она, кажется, отвечала на его поцелуи. Умопомрачение! Безумие…

Шипы роз впивались в кожу, но ни он, ни она не ощущали боли, только всепоглощающую жажду обладания, в которой физическое и духовное так тесно сплелось, что превратилось в неразрывное целое.

- Тяжкая форма любовного недуга, - шептал Корнеев. - Неизлечимая. Я погиб, красавица моя. Погиб! Тебе не стоит тратить на это лишних усилий.

Феодора чуть отстранилась:

- Вы о чем?

- Говори мне «ты». Теперь можно.

Он махнул рукой таксисту, который терпеливо ждал щедрого пассажира. Если тот за обратный путь отвалит столько же, сколько за дорогу сюда, на сегодня рабочий день можно считать оконченным.

- Едем в Ольховку, - сказал, как о чем-то давно решенном, Петр Данилович. - С Владимиром я разберусь сам. Завтра.

- Он приедет встречать меня, - опустила глаза Феодора. - Вы… ты… отдаешь себе отчет…

- Отдаю! - перебил Корнеев. - Никогда еще я не осознавал с такой исчерпывающей ясностью, чего именно мне хочется. И готов отчитаться за свои чувства и поступки где угодно и перед кем угодно.

- Почему ты на такси?

Феодора постепенно привыкала по-новому обращаться к этому мужчине, который еще четверть часа тому назад был ее свекром. Кем же он стал ей сейчас?