— Слушайте, мне тут одна птичка на хвосте принесла, что в первой лаборатории скоро вакансия образуется!
— Да какие там вакансии? — скривился Семён. — Журнал регистрации расхода препаратов вести и студентов в процедурные водить?
— Не, младшего научного сотрудника ищут, — мотнул головой Василий. — Леопольду исследовательский проект согласовали, будет сверхбактерий разводить.
Лёня поскрёб затылок.
— Так, может, к нему получится устроиться, если с первой лабораторией не выгорит?
— Да ну! — отмахнулся Семён. — Он же двинутый!
— Леопольд-то? — уточнил я. — Нормальный он. Пару раз вместе пиво пили.
Троица аспирантов уставилась на меня во все глаза.
— Если предложит в эксперименте поучаствовать — беги, — заявил Вася, вроде бы даже на полном серьёзе. — Помню, на четвёртом курсе он на себе колонию дрожжей испытал — так потом неделю в уборную зайти невозможно было!
Семён и Леонид закивали.
— А помните, пятнами с ног до головы покрылся?
— Точно! Они ещё светились в темноте. Вот это был номер!
Я не поверил ни единому их слову, но посмеяться — посмеялся.
На субботу Звонарь запланировал только один выезд, поэтому вопреки обыкновению по врачам я отправился не поздним вечером, а сразу после обеда. Под конец обхода поднялся на третий этаж к Лизавете Наумовне. Очереди у её кабинета не было, сама она заполняла какие-то бумаги.
— Проходи в процедурную, раздевайся до трусов, — попросила, задумчиво прикусив кончик карандаша.
Я разделся, лёг на застеленную чистой простынёй кушетку и невольно вспомнил, чем закончилась аналогичная процедура в таком уже далёком январе, но все эти глупости мигом вылетели из головы после первого же укола иглой. Лизавета Наумовна не пыталась выправить мои энергетические каналы и сместить узлы, но даже простая диагностика сегодня оказалась на редкость неприятной, не сказать — болезненной.
Иглы вонзались как-то очень уж жёстко, последующее сверхъестественное воздействие заставляло морщиться и стискивать зубы, а сама Лизавета показалась непривычно напряжённой. Не видел её такой, пожалуй, всё с того же января.
— Что-то случилось? — поинтересовался я в промежутке между уколами.
Лизавета откинула с лица локоны светло-каштановых волос и стиснула в пальцах очередную иглу.
— С чего взял?
— Вы меня не в первый раз в подушечку для иголок превращаете — очень, знаете ли, разница с предыдущими процедурами ощутима. Техника акупунктуры совершенно иная.
Лизавета поглядела на свои пальцы, которые нисколько не дрожали, и улыбнулась, только как-то совсем уж безрадостно. И — недобро.
— Ничего у меня, Петя, не случилось. Кое-чего не случилось, только и всего.
Я немного поколебался, не зная, стоит ли продолжать разговор, но лежать и молчать было глупо, вот и спросил:
— И чего же не случилось, если не секрет?
Ответом стало пожатие плечами.
— Чуда, наверное. И знала ведь, что нет смысла склеивать разбитую фарфоровую чашку, стоит выкинуть её в мусорное ведро, забыть и жить дальше, но все мы подвержены самообману.
Стало неловко, пожалел даже, что не удержал язык за зубами, но всё же переборол нежелание лезть в чужую душу и предположил:
— Так понимаю, это камень в огород Филиппа?
Очередная игла вонзилась лишь самую малость мягче предыдущих, а Лизавета жёстко усмехнулась.
— Камень? Да это целая скала!
— Наверное, это не моё дело…
— Ой, да брось! — фыркнула Лизавета. — Филипп спит со своей секретаршей, только и всего. С мужчинами подобное случается сплошь и рядом. Такие отношения привлекают именно отсутствием обязательств, делать из них проблему попросту глупо. Только вот чертовски неприятно узнавать о подобном от посторонних!
Сложить одно с другим получилось без всякого труда, и я спросил напрямую:
— Уверены, что Альберт Павлович не приукрасил ситуацию?
Лизавета Наумовна рассмеялась, как показалось, на сей раз совершенно искренне.
— Ох и хитёр ты стал, Петя! С тобой надо ухо востро держать!
Я и в самом деле намеренно сформулировал вопрос таким образом, чтобы выдать своё предположение за подтверждённый факт, но признавать этого не собирался и разыграл недоумение.
— Почему это?
Лизавета лишь покачала головой.
— Давай не будем жонглировать словами, — попросила она и следующую иглу воткнула в меня, такое впечатление, намеренно жёстко. — Что же касается твоего вопроса по существу, могу сказать одно: Альберт патологически честен. На моей памяти никто и никогда ещё не обвинял его в прямой лжи. Умолчать о чём-то, выдать желаемое за действительное, раздуть из мухи слона — это он всегда пожалуйста, соврать — нет.
Заявление в немалой степени удивило, и я полюбопытствовал:
— Так хорошо его знаете?
Лизавета Наумовна улыбнулась.
— Помнишь, я как-то сказала, что будь нам обоим по восемнадцать, мы с тобой друг на друга и не взглянули бы даже?
— Угу, — промычал я.
— Вот так у нас с Альбертом и вышло. Мы оба были слишком целеустремлёнными, чтобы общение могло перерасти в нечто большее. Остались друзьями.
Возник резонный вопрос, с какой тогда целью Альберт Павлович решил вмешаться в личную жизнь Лизаветы, но озвучивать его показалось неуместным, а там и процедура к концу подошла.