Морской узелок. Рассказы

— Что «великолепно»? Что «превосходно»? Нуте-с? — сердито спросил Бутаков.

— Что великолепно? Странный вопрос. Вчера больной испытывал нестерпимые боли, был прикован к креслу, а сегодня он как ни в чем не бывало ходит по комнате в туфлях и как будто не ощущает боли.

— Не жалуюсь! — подтвердил адмирал.

— Кто же, я спрашиваю, исцелил вас?

— Вот мой доктор! — Бутаков указал костылем на Степана.

— Ах, вот как! Это фельдшерский ученик?

— Нет, это м о й ученик! Мы со Степой гуляли по Петербургу. Мой ученик на днях уезжает в столицу, чтобы поступить в морской корпус. Вот, чтобы он не заблудился там, мы и рассматривали план. Однако я устал. На сей раз довольно…

Степан собрал листы и скатал их в трубку. На цыпочках, захватив свои сапоги, Степан вышел, простившись с адмиралом, в переднюю.

МОРСКОЙ УЗЕЛОК

В 1821 году Михаил Петрович Лазарев получил назначение в кругосветное плавание на корабле «Крейсер», только что построенном. Назначенный командиром «Крейсера», Лазарев, по обычаю, сам и снаряжал корабль в дальнее плавание. Андрей Могучий, молодой матрос из поморов, выпросился на «Крейсер» и пошел в далекое плавание одним из старших рулевых «Крейсера».

Среди офицеров «Крейсера» находился девятнадцатилетний мичман Нахимов, только что окончивший Морской кадетский корпус. Мичман Нахимов получил в свое командование капитанский шестивесельный вельбот, построенный из красного дерева. Командовать шлюпкой, назначенной для разъездов капитана, было большой честью. Нахимов получил ее благодаря тому, что кончил корпус с отличием, а на парусных учениях прослыл «отчаянным кадетом». Этот изящный кораблик радовал сердце молодого командира и приписанных к вельботу матросов: перед отправлением в плавание на гребных состязаниях в Маркизовой Луже^[1] вельбот Нахимова вышел на первое место, «показав пятки» всем шлюпкам.

Обрадованный мичман раздал гребцам вельбота первое свое жалованье до последней копейки. О щедрости подарка прослышал Лазарев. Хмурясь и улыбаясь, капитан пожурил Нахимова:

— Мичман, вы избалуете людей и сами сядете на экватор.^[2] Довольно было по чарке. А впрочем, зачем мичману и жалованье? На берету кутить? В карты играть? Я знаю-с, вы не из тех: не кутила и не игрок. Если будет нужда, знайте: мой кошелек к вашим услугам, мичман!

Матросы «Крейсера» после гонок решили, что Нахимов будет «правильным мичманом».

«Крейсер» поднял вымпел — это значило, что плавание началось, — и вытянулся из гавани на большой кронштадтский рейд. На корабле шла обычная морская жизнь, точно по хронометру. В назначенный день и час скомандовали: «Свистать всех наверх! Паруса ставить!..»

Команда «Крейсера» высыпала на верхнюю палубу. Все разбежались по своим местам. Командоры встали к пушкам для салюта.

— На шпиль!

Матросы, топая босыми ногами по палубе, заходили на шпиле под песню:

Встань на вымбовку. Пошел!

Эй, пошел, пошел, пошел!

Как репку, выдернули якорь из илистого грунта.

— Встал якорь! — крикнули с бака.

Старший офицер, стоя на мостике, громко скомандовал:

— Марсовые, по вантам! По марсам и салингам!

Марсовые ринулись вверх по вантам, сверкая босыми ступнями.

Лазарев стоял на шканцах, подняв голову к верхушкам мачт. Ему показалось, что маневр исполнили не с обычной быстротой. А на «Крейсер» и с берега и с кораблей эскадры были устремлены все глаза. На флагманском корабле стоял, смотря на «Крейсер» в бинокль, адмирал.

— Склянку! — крикнул сдержанно Лазарев.

На шканцы взбежал младший штурман и остановился около капитана с минутной склянкой в руке. Старший офицер взглянул на Лазарева. Капитан сделал знак рукой.

— По реям! — громко скомандовал старший офицер.

Штурман опрокинул песочные часы, поставив их на ладонь. Струйка красноватого песка потекла из верхней склянки в нижнюю.

Марсовые разбежались в обе стороны по круглым бревнам реев.

— Отдавай! Пошел шкоты! С марсов и салингов долой! — нервно крикнул старший офицер, глядя не наверх, на мачты, а на руки штурмана.

Тот повернул склянку: прошла минута.

— Скоро ли? — тихо, но очень внятно произнес Лазарев.

— Люди рвутся, Михаил Петрович, — ответил старший офицер.

— Голубчики, не выдавайте! — бормотал командир. — И чего, подлецы, копаются?! Опрохвостился перед всем рейдом… Братцы, чего копаетесь?

— Сколько? — спросил Лазарев.

— Минута с половинкой, — ответил штурман. — Минута…

Крыльями дивной многокрылой птицы «Крейсер» распустил паруса, и голые мачты корабля сверху донизу оделись в белый праздничный наряд.

Грянул салют. Крепость ответила.

Послышалось далекое «ура», «Крейсер», кутаясь в дым салюта, тронулся с места. Паруса наполнились ветром.

Стоя у штурвала, старший рулевой Андрей Могучий, не оглядываясь назад, продекламировал начальные слова матросской песни:

Прощай, Ревельска гора,

Нам в поход идти пора.

Мы плывем далеко в море,

Хотим счастья — хватим горя.