Морской узелок. Рассказы

— Вот тут замечательное место, — пристукнув костылем, заговорил адмирал. — Однако, что я говорю! В Петербурге нет мест не замечательных. Все в нем необычайно, достойно примечания… Жаль, что этот план несколько устарел — на нем кое-чего нет. Впрочем, для нас с тобой, моряков, это несущественно. Хотя бы, нуте-с, например. Прибыв в столицу по чугунке, ты с дебаркадера ступишь на Знаменскую площадь. Отметим и это. Дебаркадер! Что можно представить себе сухопутнее железной дороги! Выселки, насыпи, мосты, железные рельсы… Все твердо и незыблемо… Земля, земля и земля!.. Однако прибыли — и вот дебаркадер. Дебаркация — высадка на берег с порта барки. Но ты стоишь босой перед воротами столицы. Так стаивали тут, ожидая впуска, тысячи, сотни тысяч землекопов, каменщиков, кузнецов, сгоняемых со всей твердой земли, чтобы здесь, на зыбком месте, среди холодных топей, создать город-чудо. Паспорт у тебя в порядке… Иди!

Степан ступил на священную землю маленькими шажками, но не мог же он при своем шаге быть в согласии с масштабом плана! По суворовской науке побеждать, шаг в аршин равен при спокойной ходьбе одной секунде, ибо шаг взрослого человека — секундный маятник.

Прикинув глазом и в уме расстояние от носка своей ноги до места на плане, указуемое костылем адмирала, Степан решил, что ему придется сделать примерно пять с половиной тысяч шагов, если он захочет идти в ногу с вольно шагающим солдатом. Проверим! Так! До конца учительского костыля идти по Петербургу ровно час. Но станет ли адмирал дожидаться, если юнга будет проходить по плану в одну секунду три десятитысячных доли дюйма…

Адмирал терпеливо дожидался, пока Степан, шажками возможно малыми, миновал скотопригонный двор, реку Фонтанку, Сенную площадь, Садовую улицу… Тут Степан задумался, выбирая путь покороче.

— Ступай прямо по Демидову переулку, — посоветовал Бутаков, отодвигая конец указки к берегу Невы. — Нуте-с, ты теперь стоишь на Сухом месте — так оно называлось при Петре Великом. Здесь речка Мойка дугою огибает с норд-оста на вест довольно высокий, если сравнить с окрестностью, вал. Когда ветер с моря и в Неве поднимается вода, то при наводнении в шесть футов выше ординара вся поверхность города от Невы до Фонтанки, а где и дальше, покрывается водой, и это место, вдоль Большой Морской улицы по правому берегу Мойки — от Невского проспекта до Вознесенского, — остается сухим. Оно покрывается водой, и всего по колено, только в тех редчайших случаях, когда Нева подымается на двенадцать футов против ординара. Сюда всегда спасались во время наводнений и люди и лошади со всей центральной части Петербурга. Во время наводнения «Медного всадника» сюда стекались тысячи коней и больше тысячи людей. Весь конногвардейский полк тут нашел убежище. Вода залила только Сухое место ненадолго и всего коням по бабки…

— Дедушка! — воскликнул Степан. — Быть может, и Петр прискакал сюда на бронзовом коне?

— Возможно. Но легенда говорит другое. «Сухое место» открыл сам Петр еще в то время, когда он только размышлял о том, как основать оборону Невского устья от нападения с моря… Однажды осенним, хмурым, бурным днем под вечер Петр покинул буйный пир своих ставленников, сел на коня и один пробирался топкой тропой вдоль берега, отыскивая место для верфи… Ветер от зюйд-оста крепчал. Вода поднималась. Нева!.. — воскликнул адмирал и остановился, подыскивая нужное слово.

— Металась, — подсказал Степан, — как больной в своей постели…

— Нуте-с!.. Именно так… Ревела буря и валила деревья. Трещали сучья. А конь стоял, дрожа от страха. Петр дергал его…

— Уздой железной! — снова подсказал Макаров.

— Точно так, Петр, дум великих полн, не замечал ни волн, ни рева шторма, валившего под корень сосны… Ведь тут тогда кругом был бор глухой, полный всякого зверья…

— Петр заблудился? — ускоряя рассказ, спросил Степан.