Серые северные краски моря постепенно переходили сначала в зеленовато-серые, потом в изумрудно-зеленые, а за мысом Рока стали цвета ультрамарина. В океане «Крейсер» сначала шел хорошо; заглянул на остров Мадеру и, пользуясь «торговым ветром», подходил к берегам Южной Америки. Около экватора корабль попал в область безветрия и проштилевал несколько дней, но все же океан порой дышал жаркими редкими вздохами. Пользуясь ими, «Крейсер» приближался к берегам Бразилии.
После нескольких крепких внезапных шквалов корабль накрыл жестокий шторм. Лазарев обрадовался шторму: он возмещал после яростной вспышки попутный ветер до мыса Горн, откуда корабль мимо Огненной Земли войдет в Тихий океан.
Шторм усиливался. «Крейсер» нес только штормовые паруса. Лазарев в дождевом плаще не сходил с мостика. Капитан опасался приближения к бразильскому берегу. Уже третьи сутки бушевал шторм. День клонился к вечеру. Волны делались круче и выше, что указывало на близость берегов. Палубу то и дело окатывало волной слева направо. Корабль ложился то на правый, то на левый борт.
Нахимову пришлась третья вахта. Вместе с ним на вахту стал к штурвалу с подручными рулевыми Андрей Могучий.
Взявшись за ручки штурвала, Могучий нагнулся к нактоузу,[3] чтобы взглянуть на курс. Стекло обрызгивала вода. Картушку компаса едва видно. Расставив широко ноги, Андрей решился отнять от штурвала одну руку и хотел рукавом обтереть стекло. В это мгновение с левого борта вкатился вал, сбил Андрея с ног и кинул через правый фальшборт в море. Первым это увидел сигнальщик и крикнул:
— Человек за бортом!
Не думая и секунды, Нахимов скомандовал:
— Фок и грот на гитовы! Марса фалы отдать!
Марсовые кинулись подбирать паруса.
— Пропал человек! — воскликнул Лазарев. — Кто?
— Андрей Могучий, — ответил Нахимов. — Михаил Петрович, дозвольте спустить вельбот…
— Вздор-с! Еще семерых ко дну пустить? Где тут!.. Сигнальщик, видишь? — крикнул Лазарев.
— Вижу! — ответил сигнальщик и указал рукой направление, где ему почудилась на волне голова Могучего.
— Спустить вельбот! — самовольно отдал приказание Нахимов и с ужасом взглянул в глаза капитана.
Лазарев движением руки дал согласие.
— Сдаю вахту.
— Кому? — усмехнулся Лазарев.
— Вам!
— Есть! — по-матросски ответил Лазарев.
Когда Нахимов подбежал к вельботу, матросы уже спускали шлюпку.
В вельботе сидело шесть гребцов. Нахимов прыгнул на кормовую банку.
Прошло три минуты. «Крейсер» лег в дрейф.
Вельбот ударился о воду, словно о деревянный пол. Волной откинуло шлюпку от корабля. Мичман стоя командовал гребцам:
— Правая, греби! Левая, табань!
Загребной на вельботе строго крикнул:
— Сядь, ваше благородие! Собьет!
На борту «Крейсера» зажгли фальшфейер, чтобы показать шлюпке, где корабль, а утопающему — направление, откуда идет помощь.
Пронизывающий мглу свет фальшфейера расплылся в большое светлое пятно, и корабля уже не видно за мглой пенного тумана.
Вельбот прыгал по ухабам, то взлетая на гребень, то ныряя в бездну. Нахимов кричал:
— Мо-о-о-гу-у-у!
— Да помолчи, ваше благородие! — прикрикнул на мичмана загребной.
Нахимов умолк.
— О-о-о! — послышался совсем недалеко ответный крик, и тут же Нахимов увидел справа по носу на гребне волны черную голову Могучего.
Могучий, энергично работая руками, подплывал к корме вельбота с левого борта.
Гребцы затабанили. Могучий, тряхнув волосами, хотел схватиться за борт левой рукой — и оборвался. Нахимов лег грудью на борт и хотел подхватить Могучего под мышки.
— За волосы, его, подлеца, бери! А то он и тебя, ваше благородие, утопит, — посоветовал загребной.
Нахимов схватил Могучего за волосы.
— Ой-ой! — завопил утопающий.
— Ха-ха-ха! — загрохотали гребцы, повалясь все на правый борт, чтобы вельбот не черпнул воды. — Дери его за волосы! Не будет другой раз в море прыгать!
В эту минуту и мичман и матросы позабыли о том, что кругом бушует море. Все внимание и силы гребцов сосредоточились на том, чтобы держать вельбот вразрез волны.
Никто из гребцов не мог бросить весло и помочь Нахимову. Задыхаясь, мичман тянул Могучего в шлюпку. Наконец Андрей ухватился за борт обеими руками. Охватив матроса по поясу, Нахимов перевалил его, словно большую рыбу, в шлюпку. Могучий сел на дно вельбота и, протирая глаза, плаксивым голосом воскликнул:
— Братишки! Неужто ни у кого рому нет?
Из рук в руки перешла к Могучему бутылка.
Надвигалась ночь. Шторм еще бушевал, море еще грохотало, а по виду волн уже можно было догадаться, что неистовый ветер истощает последние усилия: поверхность волн стала гладкой, маслянистой.
— Хороший будет ветер! В самый раз! — одобрил шторм Могучий. — Михаил Петрович останется доволен: узлов по десяти пойдет «Крейсер» до самого мыса Горн…
— А мы-то? — с недоумением и тоской выкрикнул один из гребцов, молодой матрос на задней банке.
— Мы-то! Раз мыто, бабы белье вальком колотят. Ты, поди, первый в шлюпку прыгнул — пеняй на себя. Тебя звали? Ты на этой шлюпке гребец?
— Никак нет!
— Зачем залез? Кто тебя просил? — ворчал Могучий, оглядывая туманную даль взбаламученного моря.