Мороз

Выделенная Аркусу лаборатория не поражала ни оснащенностью, ни своими размерами и, судя по сколам на плитке и пустым прорехам между стеллажами, ее в спешке освобождали специально для "работы" над Морозом. В будущем обещали выдать из хранилища в Департаменте Безопасности одну из копий Мороза-Два вместе со всей нужной аппаратурой. Лаборатория выглядела пустой, зато на освещение здесь не скупились: во всем помещении ни намека на тень.

Впервые Аркус попробовал себя в роли учителя и за пять часов успел устать от этой профессии.

– Так в первой версии Мороза поряризатор и изручаетрь связаны через нервную систему носитеря? – поднял руку один из двадцати стажеров. Они сидели в три ряда перед "учителем", занося записи в медиакаты.

– Нервная система пропускает излучение Жидкова через себя и посылает импульс излучателю. Человек в нашем случае – проводник, который перекодирует сигнал так, чтобы излучатель мог его правильно считать. Подробности можете узнать в первой главе монографии.

Не успел Аркус замолчать, другой "ученик" поднял руку:

– При всех достоинствах Мороза-Два неясно, зачем вообще его первая версия с перчаткой? Она может навредить черовеку! Это неправирьно!

Поднялся ропот. Сидящие обеспокоенно обсуждали этический аспект потенциального вреда живому существу.

– Вторая версия не нуждается в носителе, это так, – Аркус выждал, пока не стало тихо. – Но Мороз-Два не способен генерировать нужный спектр излучения, чтобы стимулировать восстановление плодородного слоя почвы… – волна боли вновь пробежала от головы до кончиков пальцев. Он принялся растирать виски, но помогло это мало. – Перерыв десять минут, я устал!

Стажеры разошелся парами и тройками, некоторые остались сидеть в одиночестве.

– Общительности им не занимать, – поражался Аркус, потягивая холодную воду из стакана. Пускай и временное гражданство выдали, и завлабом назначили, но домом Южно-Сахалинск ему не станет никогда. Тоску могли бы скрасить Дара Катя или Никита, но от них ни одной вести почти два дня.

В соседнем помещении щелкнули двери, и звякнул металлодетектор.

– Аркус! – Дара ворвалась лабораторию и прыжками побежала к нему через всю общую комнату. Он обнял ее за талию и мягко коснулся ее губ своими. Кончики ее пальцев чуть дрожали на его плечах, а ее глаза, большие и влажные, полны нежности. – Колючий…

Он еще раз поцеловал ее.

В Иркутске их бы давно пристыдили, но двадцать человек лабораторного персонала не обращали на детские игры никакого внимания.

– Колючий, зато живой, – Аркус еще раз потерся щетиной о нежную щечку Дары. Она пыталась высвободиться, но делала это так неохотно, что подставлялась под еще больший удар. Затем вдруг Дара встрепенулась, и начала оглядывать Аркуса с боков и со спины.

– Не бойся, подрасти за два дня не успел, – он пытался притянуть ее обратно, но она не давалась.

– Тебе нужна помощь! Все в порядке? – Дара вся вытянулась от напряжения.

– В поря-ядке! – Аркус в последний раз попытался схватить ее, но получил по рукам. – Не считая факта, что вчера после не очень приятного допроса у Лейкоцита меня бросили в камеру. Не успел я уснуть, как меня повели в… "бьёин", как назвали его местные. Ну, как можно было так извратить слово "медблок"? Там нас с Никитой посадили в соседние палаты, отделенные глухими стеклянными стенами. До самой ночи вокруг кружили врачи: брали пробы крови, надевали что-то на голову, замеряли пульс. Зачем это, мы не поняли, да и процедура не очень приятная. Затем меня отвели в камеру и подали еду. Признаю, местная кухня хороша… После еды я отоспался за все три дня. Подумать только, столько всего произошло, но я спокоен.

– А где Никита сейчас?

– Мы оба взбунтовались, когда вести обратно приказали только меня. Никиту ударили шокером и оставили в палате еще на пару тестов. Думаю, сейчас он отсыпается где-нибудь в камере, – Аркус покачал головой, боясь открыто выражать сомнение. – А где Катя?

– Сказала, что у нее дела, и ушла. Утром такое случилось! Расскажу, когда будем одни, – Дара кивнула на стажеров.

– Аркус, мы готовы. Десять минут прошро, – обратился один из них.

– Иду-иду. Дара, поможешь?

Та охотно кивнула.

Глава 27. Письмо

– Не могу забыть, с каким спокойствием он молотил кулаками беззащитного ма-мальчика, – Дара запнулась и замолчала. Весь рассказ она, не переставая, выстукивала ногтями по подлокотнику.

– Что-то еще случилось? Я же чувствую, тебя что-то гнетет, – мягко поинтересовался Аркус. – Ты ведь не просто так ждала ночи, чтобы все ушли из лаборатории?

– Ты не понимаешь? Просто я такая же, как он! Я убила человека!

Аркус сидел рядом и не смел повернуться к Даре. Он знал, что в ее глазах стояли слезы, а ее бедное сердце колотилось в бессильной злобе. Попытайся он успокоить ее сейчас, Дара бы разрыдалась. Она сбилась с ритма и вместо ровной дроби просто била ногтями по стулу. Он нащупал ее теплую дрожащую руку и крепко сжал.