Читаем Море житейское полностью

В РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ главное содержание. Так думаю. А навязшее в зубах правило единства формы и содержания тоже условно. Куда она денется, форма, когда нужно выразить верную, нужную мысль. Если мысли нет, то любое выдрючивание, изысканность стиля, всякая плетение амбивалентности, текста, контекста, надтекста, упражнений в рифмовке, всякая верлибристика-маньеристика уйдет, оставив только пену. И, увы, именно в этой серой пене копошатся и пузырятся исследователи. И находят какое-то что-то нечто. - «Привычное дело»? Ну что тут такого, - скажут, -ну что это? Жил Иван, работал, воевал, детей нарожал, жену похоронил, что такого? Где хорал мысли, многовекторность, оркестровка идеи?

Да, Белов пень-клубу - кость в горле.

ВЯТСКИЕ ЛЮДИ - это, в шутку говорю, русские евреи. Во-первых, они везде, во-вторых, они везде начальники, в-третьих, они помогают друг другу.

И это не шутка. Вятское землячество самое мощное в Москве. Это понятно: Москва стоит на земле вятичей. Досадно, что земляки московские не поняли заголовка моей повести-стенограммы «Мы не люди, мы -вятские». А чего обижаться? Кто бы еще так мог назвать, если б не был вятским? То есть: все думают, что я умный, а на самом деле... так оно и есть. Да и вспомнит века минувшие: обедают господа, а что-то не доели: «Ну, это в людскую».

В ДЕТСТВЕ ДОЧЕРИ. Игры в классики. Прыгают по расчерченному мелом асфальту. Биточка - баночка из-под ваксы. «На тоненьких живем!» То есть можно чуть-чуточку приступить черту. Ответ: «Хлюзда долго не живет!» То есть тот, кто ищет судьбу полегче.

ГОРДОСТЬ ПОЭТА от того, что актриса знаменитая, западная, уже не молодая, в гостях на даче у него ошарашила русского шнапса, разделась и залезла на стол. И он (не стол, а поэт) это в интервью сообщает. Как очень значительный факт своей творческой биографии. Еще об одной знакомой, знаменитой поэтессе: когда волновалась, ела много мороженого и запивала пивом. О модных джинсах, чулках со стрелками, магнитофоне «грюндиг», джазе, считавшихся культурой в то время, когда сселялись деревни, убивались земли, вырубались леса.

Но ведь то же бывало и раньше. В Гражданскую, при расстрелах, в голод и холод Лиля Брик купалась в молоке, и в Отечественную кто-то обжирался, а кто-то умирал с голоду. Господи, все они уже т а м. Но кто где именно?

ПЕРЕСТРАХОВКА, «ЛУЧШЕ перебдеть, чем недобдеть» считается усердием и не наказывается, тогда как это надо считать трусостью. У издателей считалось нормой советовать автору сказать то, что он сказал, как-то иначе, спрятать мысль, чтобы пройти цензуру. И прятали так, что и концов не находили. Дипломаты вообще дошли, оказывается, язык им дается для того, чтобы скрывать свои мысли. Я наивно полагал, что он для их выражения.

«КИНОМЕХАНИК ЗВЕРЕВ принял “озверину” и прыгает сквозь горящую картину» (детский конферанс). «Внимание! Танец зеленой лягушки!»

«ТЫ ПОЧЕМУ на каблуках? Тяжело же! А спина? А поясница? Не девочка уже». - «То-то и оно. Держаться надо. Каблуки снимешь - сойдешь с дистанции».

САМОЕ ЗМЕИНОЕ место между обрывом и рекой. Ходить побаивался, хотя ходил босиком. Надо было палочкой постукивать. А торопился. И вот она - змея! Да большая, да в восьмерку свитая. Да рядом. Из меня вырвался крик. И потом я долго анализировал его. Это был не мой голос. Это был вообще не человеческий голос. Но и не звериный. Что-то страшно первобытное было в нем. Конечно, в нем был и испуг, но была и угроза. Змея стремительно развилась и исчезла.

ЖАРКО. ПАЛОМНИЦА: «Кусаю на ходу огурец свежий, кусаю: соленый. Вроде с парника. Что такое? А, думаю, в газете писали: идут соленые дожди». - «Да это у тебя пот со лба льется». - «Да, пожалуй что».

- ЧТОБЫ КЛЕЙМИТЬ поэта, ты будешь пить и злеть. А я тебя за это жалеть, жалеть, жалеть.

- ДА, ДЕВКИ, уехал дорогой мой человек. - С вещами?

ЕДУ К ЮГУ. Снега, снега. Истончаются. Лес уже без снега, потемнел. За Рязанью проталины. Мысль: утром проснусь, а за окном земля. И тоже русская.

Однажды, смешно даже, вернулся из Костромы и сразу уехал в Калугу. Выхожу перед аудиторий: «И вот здесь, на этой святой костромской земле...» Из-за кулис поправляют: «Здесь Калуга, Калуга!». Спасла народная песня: «А ну-ка, дай жизни, Калуга, ходи веселей, Кострома!» А по большому счету, что там Россия, что здесь, что там она свята, что везде.

СТРАШНЫЙ СУД неотвратим, но отодвинуть его можно. Молись. Уж куда проще: молись. И помни сказанное до тебя и без тебя: в Боге постижимо только то, что Он непостижим. И не постигай, а люби и бойся. Дух не рабства, сыновности.

«ПЕРЕД ПАМЯТЬЮ время безсильно, если память любовью живет. И любить нам друг друга не поздно, и для нас, это чувствуешь ты, расцветают, как в юности, звезды и земные сияют цветы».

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

Перейти на страницу:

Все книги серии РУССКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СЕРИЯ

Море житейское
Море житейское

В автобиографическую книгу выдающегося русского писателя Владимира Крупина включены рассказы и очерки о жизни с детства до наших дней. С мудростью и простотой писатель открывает свою жизнь до самых сокровенных глубин. В «воспоминательных» произведениях Крупина ощущаешь чувство великой общенародной беды, случившейся со страной исторической катастрофы. Писатель видит пропасть, на краю которой оказалось государство, и содрогается от стихии безнаказанного зла. Перед нами предстает панорама Руси терзаемой, обманутой, страдающей, разворачиваются картины всеобщего обнищания, озлобления и нравственной усталости. Свою миссию современного русского писателя Крупин видит в том, чтобы бороться «за воскрешение России, за ее место в мире, за чистоту и святость православия...»В оформлении использован портрет В. Крупина работы А. Алмазова

Владимир Николаевич Крупин

Современная русская и зарубежная проза
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

В книге представлены воспоминания о жизни и борьбе выдающегося русского государственного деятеля графа Михаила Николаевича Муравьева-Виленского (1796-1866). Участник войн с Наполеоном, губернатор целого ряда губерний, человек, занимавший в одно время три министерских поста, и, наконец, твердый и решительный администратор, в 1863 году быстро подавивший сепаратистский мятеж на западных окраинах России, не допустив тем самым распространения крамолы в других частях империи и нейтрализовав возможную интервенцию западных стран в Россию под предлогом «помощи» мятежникам, - таков был Муравьев как человек государственный. Понятно, что ненависть русофобов всех времен и народов к графу Виленскому была и остается беспредельной. Его дела небезуспешно замазывались русофобами черной краской, к славному имени старательно приклеивался эпитет «Вешатель». Только теперь приходит определенное понимание той выдающейся роли, которую сыграл в истории России Михаил Муравьев. Кем же был он в реальной жизни, каков был его путь человека и государственного деятеля, его достижения и победы, его вклад в русское дело в западной части исторической России - обо всем этом пишут сподвижники и соратники Михаила Николаевича Муравьева.

Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары

Похожие книги