Море Осколков

Ярви помнил тот раз, когда он встречался с первой из служителей — парой лет ранее. В то время Торлбю посетил Верховный король. Сам король показался угрюмым и пыхтящим стариком, которого вечно все задевало. Матери Ярви поневоле приходилось его успокаивать, если кто-то сгибался в поклоне не совсем так, как того требовал изысканный королевский вкус. Брат сперва катался от смеха — этот немощный, редковласый сморчок и есть тот, кто правит всем морем Осколков?! Вот только смех умер, когда он увидел, сколько воинов за собою тот вел. Отец бушевал от того, что Верховный король хапал подарки и подношения, но ничего не давал взамен. Мать Гундринг тогда поцокала языком и сказала: чем человек богаче, тем большего богатства он алчет…

Праматерь Вексен, с извечной улыбкой сердобольной бабули, едва ли хоть раз покидала свое исконное место подле государя. Когда Ярви опустился перед ней на колени, старуха взглянула на искалеченную руку и склонилась, шамкая: о, принц, вы уже решили вступить в Общину? И глаза ее на миг озарились голодным блеском, напугав Ярви больше всех суровых воинов Верховного короля.

— Первая из служителей хлопочет обо мне? — бормотнул он, сглатывая послевкусие того прошлого страха.

Матерь Гундринг пожала плечами.

— В Общину не часто вступают принцы королевской крови.

— Значит, и она не обрадуется тому, что я занял Черный престол.

— У праматери Вексен хватит мудрости справиться с тем, что ниспослали ей боги. Мы должны брать с нее пример.

Желая сменить тему, Ярви обвел глазами остальные клетки. Не знающие жалости птичьи взгляды оказалось легче выносить, чем унылые взгляды подданных.

— Который голубь принес послание Гром-гиль-Горма?

— Того я отправила назад в Ванстерланд. Передать их служительнице матери Скейр согласие вашего отца на переговоры.

— Где собирались провести встречу?

— У их приграничного города, под названием Амвенд. Ваш отец так туда и не добрался.

— Его подстерегли где-то в Гетланде?

— По всей видимости.

— На отца не похоже — так стараться закончить войну.

— Войну, — заскрипел какой-то голубь. — Кончить войну.

Мать Гундринг невесело посмотрела на пол — посеревший, заляпанный.

— Ему посоветовала ехать я. Верховный король повелел всем задвинуть мечи в ножны, пока его новый храм — Единого Бога — не будет достроен. Даже дикарь Гром-гиль-Горм не посмеет нарушить священный запрет, думала я. — Она стиснула кулак, словно сама себя захотела ударить, а потом медленно раскрыла его. — Забота служителя — торить дороги для Отче Мира.

— А что, отец не взял с собой стражу? У него…

— Мой государь. — Мать Гундринг поглядела на него исподлобья. — Нам пора вниз.

Желудок Ярви подскочил, рот окатило горькой отрыжкой.

— Я не готов.

— Никто и никогда не готов. И ваш отец не был исключением.

Ярви полувсхлипнул-полуусмехнулся и отер слезы скрюченной кистью.

— А отец тоже плакал после помолвки с матерью?

— На самом деле — плакал, — ответила мать Гундринг. — И не один год. В свою очередь, она…

Тут Ярви, против воли, забулькал от смеха.

— На слезы матушка еще скупей, чем на золото.

Он поднял голову и посмотрел на свою былую наставницу, а ныне — служительницу. На лицо в знакомых, добрых морщинках, на яркие, полные решимости глаза. И, не сразу понимая, что говорит, прошептал:

— Эти годы моей матерью была ты.

— А ты — моим сыном. Прости, Ярви. Прости за все, но… так нужно ради большего блага.

— И меньшего зла. — Ярви помотал обрубком пальца, растерянно глядя на птиц. Один гордокрылый орел посреди огромной голубиной стаи.

— Кто будет теперь их кормить?

— Кого-нибудь найду. — Мать Гундринг подала жилистую руку, помогая ему подняться. — Государь.

Обеты

Мероприятие проводили с размахом.

Многие владетельные дома Гетланда придут в ярость от того, что новости о смерти короля Атрика доберутся до них уже после того, как сожгут его тело, и им не удастся блеснуть величием на событии, которое поселится в людской памяти надолго.

Несомненно, и всемогущий Верховный король на троне в Скегенхаусе, и праматерь Вексен у него под боком не возликуют от того, что их не пригласили, — что не преминула отметить мать Гундринг.

Но мать Ярви процедила сквозь зубы:

— Их гнев для меня — пыль.

Лайтлин, может быть, уже и не королева — но назвать ее другим словом не поворачивался язык, и Хурик по-прежнему высился за ее плечом, покорный вечной клятве служения. Раз она сказала — значит, дело, почитай, сделано.

Выступив из Зала Богов, траурное шествие пересекло внутренний двор цитадели — трава зеленела там, где Ярви терпел неудачи на тренировках, — и двинулось дальше, проходя под ветвями гигантского кедра — куда ему было никак не залезть, за что брат его нещадно высмеивал.

Ярви шел, разумеется, во главе. Над ним, во всех смыслах, нависала тень матери, а сзади поспевала мать Гундринг, согбенно опираясь на посох. Дядя Одем вел королевскую челядь, воинов и женщин в лучших одеждах. Позади в ошейниках брели рабы, как им и надлежало — не отрывая от земли глаз.