Море Осколков

— Зато она выстроила зернохранилища, и велела прорыть каналы, и отдала под плуг новые земли — и теперь у нас больше не будет голода, когда люди тянули жребий, кому искать житье за морем. — Пока Исриун говорила, ее плечи ползли вверх и теперь сжимались вровень с ушами. — Со всех концов света люди стекаются торговать в Торлбю. Город утроился — даже пришлось пробивать стены, и твоя мать выстроила новые, а потом пробила и эти.

— Да, но…

— Я знаю про ее великий замысел — чеканить все монеты единым весом, и эти монеты разойдутся по всем краям моря Осколков, и ее лик на монетах сделается обеспечением каждой торговой сделки, и она станет богаче самого Верховного короля в Скегенхаусе! Неужто… я? — Плечи Исриун поникли, она щелкнула ключ на груди, и тот закачался на золотой цепочке. — Как, такая как я?..

— На все найдется свой способ, — Ярви поймал ее за руку, прежде чем остатки ногтей снова попали на зубы. — Мать и будет тебе помогать. Она же твоя тетка!

— Она станет помогать — мне? — Вместо того чтобы вывернуться, она привлекла его ближе. — Могучим воином был ваш отец, но ведь верно: из двух родителей он наводил на сыновей меньше страху?

Ярви улыбнулся, не отрицая сказанное.

— Тебе зато повезло. Дядя всегда спокоен, как лесной пруд.

Исриун бросила на двери пугливый взгляд.

— Знали б вы отца так, как я.

— Ну тогда… тебе помогать буду я. — Пол-утра он продержал ее за руку, и та казалась снулой рыбиной в его занемелой ладони. А теперь совсем другая — прохладная, сильная и очень, очень живая. — Не в этом ли суть женитьбы?

— Не только в этом. — Девушка оказалась вдруг совсем рядом — в глазах отразился мерцающий свет, меж раздвинутых губ мелькнули белые зубы.

От нее шел запах — не кислый, не приторный, он не назвал бы какой. Тонкий и легкий — но у него защемило сердце.

Он подумал, надо ли закрыть глаза, а потом глаза закрыла она, так что закрыл и он, и оба неуклюже ткнулись носами.

По щеке пробежало ее дыхание, и лицо вспыхнуло пламенем. Обжигающе жарким.

Их губы едва успели коснуться, как он отшатнулся прочь, степенно — как спугнутый заяц, чуть не упав от того, что нога запнулась о меч.

— Простите. — Она снова съежилась и потупилась в пол.

— Извиняться впору мне. — Ярви тратился на извинения малость поболе, чем полагается королю. — Это я самый жалкий во всем Гетланде. Мой брат, несомненно, целовал тебя куда лучше. Дело, думаю, в… большем опыте.

— От вашего брата мне доставались одни разговоры о его боях и победах, — пробормотала она куда-то в сторону своих ног.

— Со мною этого не опасайся. — Зачем он так — то ли хотел огорошить невесту, то ли в отместку за несостоявшийся поцелуй, — но он вытряс из рукава скрюченную руку, и та протянулась меж ними двумя — во всем своем безобразном уродстве.

Он ждал, что она побледнеет, вздрогнет, отступит. Но Исриун лишь задумчиво смотрела на его кисть.

— Болит?

— Да нет… не особо.

И тут она потянулась, скользнула по узловатым костяшкам и надавила большим пальцем на искривленную ладонь. И у него перехватило дыхание. Никто, никогда не дотрагивался до этой руки так, словно это — просто рука. Частица плоти, такая же, как остальные.

— Слышала, ты все равно побил Кеймдаля.

— Только приказал. Мне давно известно — в честном бою от меня мало толку.

— Сражается воин, — произнесла она, глядя прямо в глаза. — Король повелевает. — И, усмехнувшись, потянула его на помост. Он настороженно двинулся за ней: хозяин этого зала, он ступал, чувствуя себя незваным нарушителем.

— Черный престол, — прошептал Ярви, когда они подошли.

— Ваш престол. — К его ужасу, Исриун протянула руку и вжикнула кончиками пальцев по безукоризненной глади подлокотника. У Ярви волосы встали дыбом. — Трудно поверить, но здесь это самая древняя вещь. Сотворена руками эльфов, до Сокрушения Мира.

— Ты увлекаешься эльфами? — пискнул он, в испуге, что девушка заставит его прикоснуться к сиденью или, совсем страшное, сесть на него — и срочно попытался сменить тему.

— Я прочитала о них все книги у матери Гундринг.

Ярви заморгал.

— Прочитала?

— Сначала меня готовили в служительницы. Я ходила в подмастерьях у матери Гундринг, до вас. До конца жизни обреченная на книги, травы и тихое слово.

— Она не рассказывала. — Он и не подозревал, что у них так много общего.

— Меня сговорили с вашим братом — и все закончилось. Наш долг — поступать во благо Гетланда.

Оба почти одновременно и почти одинаково вздохнули.

— То же самое все твердят и мне, — промолвил Ярви. — Община служителей для нас обоих закрыта.

— Зато мы открыли друг друга. А еще — путь сюда. — С огоньком в глазах она напоследок обвела идеально изящный изгиб черного подлокотника. — Вы не поскупились с подарком на свадьбу. — Ее невесомые подушечки пальцев соскочили с металла, и, как ни странно, ему оказалось приятно ощущать их на своей ладони. — Нам полагалось решить, когда мы ее сыграем.

— Как только вернусь, — слегка хрипловато сказал он.

Она еще раз пожала иссохшую руку.

— Я надеюсь, что после победы вы поцелуете меня как следует.