Море Осколков

Ярви знал, о чем думают гости. Даруй не увечный приплод. Не однорукий приплод. Он мельком глянул на девушку — маленькую, хрупкую, белокурую — ту, кому полагалось стать женой его брата. Ей страшно и немного нехорошо. А кому было б легче на выданье силком за полмужчины?

Все это — лучшее из худшего. Всеми оплаканный праздник. Согласие по несчастью.

— О, Та, Кто Крепит Замки, храни и сберегай их очаг…

Наслаждался один Брюньольф Молитвопряд. Он уже раз выткал неохватно громоздкое святое благопожелание для Исриун, на помолвке с братом, а сейчас — пусть не к ее, но к своему большому восторгу — заполучил вторую попытку. Голос его бубнил, заклиная и Высоких, и Малых богов одарить их поля плодородием, наделить их рабов покорностью — так что призыв воздать их кишкам бесперебойность не удивил бы никого из собравшихся. Ярви сник под отцовской меховой накидкой, заранее ужасаясь грядущим размахом благословений Брюньольфа — на самой свадьбе.

— О, Та, За Кувшином, пролей благополучие на королевскую чету сию, на породивших их и на подданных их, и надо всей землею Гетской.

Прядильщик молитв отступил назад, довольный собой, словно молодой отец. Его подбородок скрылся, утонув в жировых складках.

— Я ненадолго, — сказала мать Гундринг, едва не подмигнув Ярви. Он издал сдавленный смешок, но тут наткнулся на материнский взгляд — ледяной, как зимнее море, — и другой смешок подавлять не потребовалось.

— На двух столпах зиждется королевство, — проговорила старая служительница. — Сильный король у нас уже есть.

Не рассмеялся никто. Завидное самообладание.

— Вскоре, божьей волей, у нас будет и сильная королева. — Ярви видел, как затрепетало бледное горло Исриун, когда та сглотнула.

Мать Гундринг поманила Лайтлин и дядю Одема — он один из всей публики казался счастливым — наложить руки на перевязь, освящая союз. Затем, с явным усилием, она воздела к потолку свой посох — трубчатый стержень того самого эльфийского металла, которым поблескивал Черный престол.

— Обет дан!

Вот и все, и Исриун не спросили об ее мнении, равно как не спросили и Ярви. Похоже, здесь мало кого тревожит мнение королей. Уж точно не этого короля. Зрители, крепкая сотня, а то и больше, услужливо вскинулись хлопать. Мужчины — главы величайших среди домов Гетланда, с увитыми золотом пряжками и рукоятями мечей — в знак поддержки лупили себя в широкую грудь увесистыми кулачищами. На другой половине зала женщины — в блеске умащенных волос, с ключами от усадеб на инкрустированных цепочках — пристойно постукивали пальцами по надушенным ладоням.

Матерь Гундринг размотала священную ткань, и Ярви вырвал оттуда здоровую руку, ярко-розовую, в мурашках. Дядя прихватил его за плечо и проговорил на ухо:

— Молодец! — Хотя Ярви просто стоял на месте да подпел следом несколько строк обета — едва ли осознанно.

Гости в ряд повалили прочь, и с гулким стуком Брюньольф затворил двери зала. Исриун и Ярви остались одни — перед богами, Черным престолом, грузом неясного будущего и целым океаном неловкого молчания.

Исриун осторожно потерла руку, в которой только что лежала ладонь Ярви, и уставилась в пол. Он тоже уставился в пол, и не то чтобы на полу имелось много занятного. Прочистил горло. Подвинул перевязь меча. Как ни крути, висит неудобно. Сдается, удобнее уже не станет.

— Извини, — наконец сказал он.

Она подняла голову, одним глазом сверкнув в полумраке.

— За что извиняетесь? — И, вспомнив, неуверенно добавила: — Государь?

Он едва не сказал — за полмужчины на месте мужа, но остановился на:

— За то, что моя семья передает тебя из рук в руки, как чашу на пиру.

— На пиру любой был бы рад ухватиться за чашу. — Она понуро улыбнулась. — Это мне впору просить прощения. Представьте меня королевой. — И она фыркнула, будто не слыхивала шутки глупее.

— Лучше меня представь королем.

— Вы и есть король.

Он опешил. С головой погруженному в свои изъяны, ему оказалось невдомек, что она могла зарыться в своих. От этой мысли, как часто случается при чужих невзгодах, он чуточку приободрился.

— Ты справилась с отцовским двором. — Он посмотрел на золотой ключ у нее на груди. — Забота не из простых.

— А королева управляет делами всей страны! Любой подтвердит: твоя мать — искусница, которой нет равных. Лайтлин, Золотая Королева! — Она произнесла имя, точно волшебное заклятье. — Говорят, ей обязаны тысячью тысяч услуг и за честь почитается стать ее должником. Говорят, у купцов ее слово дороже золота, ведь золото может упасть в цене, но слово твоей матери — никогда. Говорят, менялы с дальнего севера бросили молиться богам и вместо них поклоняются ей.

Девушка говорила все быстрей, и прикусывала ногти, и тянула себя за пальцы, широко распахнув глаза.

— Ходит молва — она несет серебряные яйца.

Впору расхохотаться.

— Вот это, я вполне уверен, неправда.