Служительница была маленькой и круглолицей, одной из тех, чей возраст тяжело угадать. Вместе с тем Ярви полагал, что она не старше его.
— Когда вы прошли свое испытание?
— Два года назад, — ответила та, отгораживая плечом клочок бумаги.
Он бросил попытки подсмотреть ее записи. Так и так служители пишут своими, особыми знаками — вряд ли он их прочитает.
— Каково оно?
— Если подготовиться, то не трудно.
— Меня готовили на совесть, — сказал Ярви, мысленно возвращась в ту ночь, когда из ненастья явился Одем. Он помнил, как отражалось в склянках пламя, помнил ласковые морщинки матери Гундринг, четкие и ясные вопросы и ответы. На него навалилась тоска по той, простой жизни, когда не нужно было ни убивать никаких дядь, ни исполнять никаких клятв, ни совершать такой трудный выбор. Тоска по травам и книгам и тихому слову. Ему стоило сил загнать ее вглубь — сейчас ей предаваться нельзя.
— Но возможности пройти испытание у меня не было.
— Немного и потеряли. Сперва долго дрожишь снаружи, за дверью. Потом на тебя долго пялятся старухи. — Она окончила послание и закатала его в крохотную гранулу. — И в конце праматерь Вексен удостаивает тебя поцелуем.
— И как?
Сестра Ауд пшикнула и глубоко вздохнула.
— Праматерь, неоспоримо, мудрейшая из женщин, но мне бы хотелось принять последний поцелуй от кого помоложе. Видела я и Верховного короля, издали.
— Один раз и я видел. Старый он был, низенький и жадный. На все вечно жаловался и боялся садиться за стол. Но с ним было много могучих воинов.
— Ну, значит, время его не коснулось. Разве только теперь он поклоняется Единому Богу, еще сильнее одержим властью и, по мнению всех, не выдерживает более часа подряд без сна. А число его воинов умножилось.
Она подвернула полог клетки. Сидевшие в клетке птицы не шевельнулись, не встрепенулись от света — лишь пялились на Ярви дюжиной пар немигающих глаз. Птицы черного цвета.
Ярви нахмурился.
— Вороны?
— Ага. — Засучив рукав, сестра Ауд отомкнула дверцу, просунула внутрь белую руку и умело схватила птичье тельце. Затем вытащила птицу наружу — тихую и спокойную, будто вырезанную из угля.
— Мать Скейр уже несколько лет голубей не использует.
— Совсем?
— Пока я ходила в подмастерьях — ни разу. — Она прикрепила послание к вороньей лодыжке и мягко продолжила:
— Ходит слух, что голубь от матери Гундринг попытался выцарапать ей глаза. Она считает голубей ненадежными. — Сестра прильнула к птице и прокурлыкала:
— Мы в дне от Торлбю.
— Торлбю, — произнесла ворона трескучим голосом. Сестра Ауд подкинула ее в воздух. Птица забила крыльями и полетела на север.
— Ворона, — прошептал Ярви, глядя, как та скользит почти по краю белогривых волн.
— Заверяешь своего хозяина в послушании?
Ничто встал рядом с Ярви. Он по-прежнему обнимал свой меч как возлюбленную, хотя теперь у того имелись отличные ножны.
— Гром-гиль-Горм мой союзник, а не хозяин, — ответил Ярви.
— Конечно. Ведь ты больше не раб. — Ничто легонько потер шрамы на задубелой шее. — Я еще не забыл, как с нас сняли ошейники на том гостеприимном хуторе. Перед тем, как Шадикширрам спалила его. Нет, ты не раб. И все-таки тебя припекло встать перед ванстерцами на колени!
— Когда я заключал договор, на коленях стояли мы все, — зарычал Ярви.
— Вот я и хочу выяснить — мы на коленях до сих пор? Немногих друзей ты себе завоюешь, если возьмешь Черный престол с помощью худшего недруга Гетланда.
— Завоюю друзей потом, когда окажусь на престоле. Меня больше волнует, как с него врагов согнать. Что я должен был делать? Позволить ванстерцам отправить нас на костер?
— Умереть от рук Горма — или продать ему нашу родину? Быть может, стоило поискать тропу посередине двух крайностей.
— Давненько таковая не попадалась, — сжав зубы от злости, выдавил Ярви.
— Найти ее непросто, но именно этой тропой следуют короли. Попомни, за сделку еще придется расплачиваться.
— Ты, Ничто, скор на вопросы, да с ответами припоздал. Не ты ли поклялся мне помогать?
Ничто сузил глаза, порыв ветра захлестнул его волосы на изрубленное в боях лицо.
— Я принес клятву, и я исполню ее или умру.
— Отлично, — отворачиваясь, произнес Ярви. — Ловлю на слове.
Внизу галерные невольники, стиснув зубы, проливали пот, порою хрипло кряхтя от усилий — по рядам рыскал надсмотрщик с кнутом, свитым кольцами за спиной. Вылитый Тригг на палубе «Южного Ветра». Ярви прекрасно помнил, как мышцы ломила боль и как удары бича, казалось, ломали спину напополам.
Но чем ближе манил Черный престол, тем тяжелее на плечи давила клятва и тем быстрее у него кончалось терпение.
Кто-то должен грести.
— Прибавь хода, — зарычал он надсмотрщику.
Дом твоего врага
Сумаэль соскочила на пристань и двинулась проталкиваться к столу, за которым, со стражей по бокам, располагалась портовая смотрительница. Ярви вслед за ней, чуточку менее ловко и гораздо менее властно спустился по сходням и ступил на твердую землю. По земле своей по праву державы он шел, надвинув капюшон и пряча глаза. За ним молча шли остальные.