Море Осколков

— Шшшш. — И пронзил банью в сердце.

— Победа! — истошно взревел Ральф, спрыгивая с последнего пролета на землю. — В жизни не встречал такой мастерской работы мечом!

— А я такой меткости лучника! — сказал Ничто, заключая Ральфа в сокрушительные объятия. Теперь, объединенные бойней, они стали лучшими друзьями.

Сумаэль встала под сводами арки, держась за плечо. Кровь расчертила полосами ее руку до самых пальцев.

— Где Анкран? — спросила она.

Ярви покачал головой. Он боялся заговорить — иначе его бы вырвало. Или из глаз полились бы слезы. Или и то, и то сразу. От боли и гаснущей ярости. От облегчения, что остался жив. От скорби, что его друг не остался. Скорби, что с каждой секундой наваливалась все сильнее.

Джойд повалился на отбитую глыбу эльфийской кладки и выпустил из рук изрубленный щит. Сумаэль положила ладонь на его дрожащее плечо.

— От всего сердца признаю — гетландцы лучше всех! — брызгал пеной Ральф.

— А я как раз начал в этом сомневаться! — Ничто хмуро огляделся. — Я ждал встречи с Шадикширрам.

Ярви посмотрел на изогнутый клинок, оказавшийся в руке будто случайно.

— Я убил ее.

Наверно, ему полагалось пасть на колени и возблагодарить богов за столь невероятную победу. Но кровавая жатва порубленных мечами и утыканных стрелами в этом месте мертвого прошлого казалась не совсем тем, за что следовало благодарить.

Поэтому он сел рядом со всеми и начал отковыривать из-под носа присохшую кровь.

В конце концов он — король Гетланда, так или нет?

Довольно уже стоять на коленях.

Огненное погребение

Мертвые пылали.

Обнимавшее их пламя рождало странные тени, плывшие по стенам стародавних эльфийских развалин. К алому небу поднимались размытые клубы дыма — подобающие почести, оказанные Матери Войне за победу. Так заявил Ничто, а мало кто был с нею на столь же короткой ноге, как он. Ярви казалось, что, если внимательно присмотреться, в огне до сих пор можно разглядеть кости — девятерых погибших баньи, трех погибших вольных моряков, Анкрана и Шадикширрам.

— Я буду тосковать по нему, — сказал Ярви, с трудом сдерживая слезы.

— Мы все уже по нему тоскуем, — сказал Джойд, утирая свои краем запястья.

Ничто, не скрывая своих, заливших исполосованное шрамами лицо, кивнул на кострище.

— Я буду тосковать по ней.

Ральф фыркнул.

— Я уж точно — фигушки!

— Тогда ты еще дурней, чем померещилось мне поначалу. Достойный враг — самый желанный подарок богов. Враг подобен доброму точилу для твоего клинка. — Ничто мрачно осмотрел меч — без единого пятнышка, хотя у самого под ногтями присохла запекшаяся кровь — а потом еще раз вжикнул по нему оселком. — С хорошим врагом ты остер и всегда готов к бою.

— Лучше я тупым останусь, — буркнул Джойд.

— Выбирай врагов тщательнее, чем друзей, — проговорил Ничто, обращаясь к огню. — Враги пробудут с тобой много дольше.

— Не расстраивайся, — Ральф похлопал Ничто по плечу. — Если жизнь чему и учит, так это тому, что новый враг всегда недалече.

— Друзей, если что, во врагов превратить не трудно, — сказала Сумаэль, поплотнее запахиваясь в полушубок Шадикширрам. — Вот с врагами задружиться — намучаешься.

Ярви не понаслышке знал, что она права.

— По-вашему, Анкран хотел бы именно этого?

— Умереть? — переспросил Джойд. — Вот уж вряд ли.

— Погребения в огне, — пояснил Ярви.

Джойд скосил глаза на Ничто и пожал плечами.

— Если человеку, не чурающемуся насилия, что-то втемяшится в голову, разубедить его не так-то просто. Тем паче когда у него из носа еще запах крови не выветрился.

— Да и смысл-то какой выступать? — Сумаэль вновь почесалась через несвежие бинты, которыми Ярви обмотал ее раненую руку. — Те, что там лежат, — мертвы. Отмахнуться от их жалоб проще простого.

— Ты хорошо дрался, Ярви, — окликнул его Ничто. — Как истинный король.

— Разве король позволит другу умереть вместо него? — Ярви виновато поднял глаза на меч Шадикширрам, вспоминая удар за ударом, вспоминая багряный нож в багряной руке, и вздрогнул под чужим плащом. — Разве король ударит женщину в спину?

Изнуренное лицо Ничто и сейчас не просохло от слез.

— Хороший король принесет на алтарь победы любую жертву. Когда надо бить — он ударит кого угодно и как сумеет. Великий воин — тот, кто еще дышит, когда на пир слетаются вороны. Великий король — тот, кто глядит, как сгорают трупы его врагов. Пускай Отче Мир проливает слезы от выбранных средств. Матерь Война улыбается достигнутой цели.

— Так сказал бы мой дядя.

— Значит, он мудрый человек и достойный враг. Может статься, ты и ему всадишь в спину нож, и мы вместе увидим, как горит его труп.

Ярви осторожно потер распухшую переносицу. Предвещание новых погребальных костров его не обрадовало — и без разницы, кто на них будет гореть. В мыслях, раз за разом, проносилась одна и та же минута — как он быстрым взглядом выдает Анкрана, как разворачивается Шадикширрам, как летит вперед ее клинок. Снова и снова Ярви копался в произошедшем, выстраивал иные развязки — при которых, поступи он иначе, его друг, быть может, остался бы жив. Однако сейчас эти потуги, очевидно, впустую.

Возврата в прошлое нет.