— Их нет уже тысячи и тысячи лет. — Ярви провел ладонью по стене. Сделанной не из кирпича и раствора, но гладкой, твердой, без единого стыка. Скорее отлитой, чем возведенной. С ее искрошившегося верха торчали металлические прутья, беспорядочно, как шевелюра недоумка. — Со дней Сокрушения Божия.
Перед ними лежал большой чертог, с горделивыми колоннами по обеим сторонам, со сводчатыми проходами в боковые комнаты — справа и слева. Но колонны давным-давно покосились, стены паутиной заволок мертвенный вьюнок. Фрагмент дальней стены целиком исчез — его взяла себе река, жадно ревущая далеко внизу. Крыша обрушилась за века, и сверху над пришедшими белело небо да высилась полураздробленная, увитая плющом башня.
— Мне здесь нравится, — сказал Ничто, меряя шагами щебнистую почву, с верхним слоем из опалых листьев, гнили и птичьего помета.
— Ты ж вовсю рвался остаться на пляже, — заметил Ральф.
— Было дело, но здесь местечко покрепче.
— Было бы, если б стояли ворота.
— Ворота лишь оттягивают неизбежное. — Ничто сложил большой и указательный пальцы в колечко и посмотрел сквозь него ярким глазом на пустой проем входа. — Погоня заявится к нам себе на погибель. Их ждет воронка, где их число не сыграет никакой роли. Это значит — мы еще можем выиграть!
— Выходит, твой предыдущий план предрекал нам верную смерть? — спросил Ярви.
Ничто ухмыльнулся.
— Единственное, что в жизни верно, — так это смерть.
— Молодец, умеешь укрепить боевой дух, — буркнула под нос Сумаэль.
— Нас превосходят четверо к одному, половина из нас — не бойцы! — Анкран обреченно закатил глаза. — Я не могу позволить себе здесь подохнуть. Моя семья…
— Веруй, кладовщик! — Ничто одной рукой сграбастал за шею Анкрана, а другой — Ярви, и с поразительной силой притянул их друг к другу. — Если не в себя, так в других. Теперь мы — твоя семья!
Если уж на то пошло, то прозвучало это еще фальшивей, чем те же слова Шадикширрам на борту «Южного Ветра». Анкран смотрел на Ярви, и Ярви оставалось только вылупиться в ответ.
— А еще отсюда не выйти наружу — и это здорово! Человек упорнее бьется, когда знает, что бежать некуда. — Ничто стиснул их на прощание, затем запрыгнул на основание сломленной колонны, обнаженным клинком показывая на вход. — Здесь встану я и здесь приму на себя главный удар. По крайней мере, псов по реке они не отправят. Ральф, ты с луком залезешь на башню.
Ральф долго приглядывался к ветхой, крошащейся башне, затем к лицам друзей, и наконец его поросшие сединою щеки испустили тяжкий вздох.
— Да, скажу я вам, печально вспоминать смерть поэта, но я-то воин, и мне на роду написано уйти до срока.
Ничто захохотал, разнося непривычное, рваное эхо.
— А я скажу, что мы с тобой оба зажились дольше, чем нам положено! Вместе мы бросили вызов снегу и голоду, жаре и жажде. Вместе мы и выйдем на бой. Здесь! Сейчас!
Невозможно поверить, что этот мужчина, прямой, высокий, со сталью в руке, откинутые волосы вьются по ветру и ярко горят глаза, был тем жалким оборванцем, через которого Ярви переступал, поднимаясь на «Южный Ветер». Теперь он и в самом деле казался королевским чемпионом: его окружал дух беспрекословного повелевания, а также сумасшедшей уверенности, от которой даже у Ярви чуточку прибавилось смелости.
— Джойд, бери щит, — сказал Ничто, — Сумаэль, ты — свой тесак. Прикрывайте нас слева. Там наша слабая сторона. Не давайте меня окружить. Держите их там, где мы с моим мечом посмотрим им прямо в глаза. Анкран, ты и Ярви стерегите правую сторону. Эта лопата сойдет за дубье — если ей приголубить, то можно убить любого. Дай Ярви нож, раз уж у него только одна рука. Пускай рука и одна, зато в его жилах течет королевская кровь!..
— Лишь бы вся она оттуда не вытекла, — пробубнил под нос Ярви.
— Значит, мы с тобой. — Анкран протянул нож. Грубая самоделка, без излишества, вроде крестовины, деревянную рукоять обернули кожаной лентой, на спинке позеленел металл — но режущий край вполне острый.
— Мы с тобой, — произнес Ярви, принимая и крепко сжимая оружие. Когда он, провоняв нечистотами невольничьей ямы Вульсгарда, впервые увидел хранителя припасов, то ни за что бы не поверил, что придет день, и он встанет с ним в бою, как соплечник. И оказалось, что, вопреки страху, Ярви этой честью гордится.
— По-моему, подведя славный кровавый итог, наше путешествие заслужит добрую песню. — Ничто, растопырив пальцы, вытянул свободную руку к проему, сквозь который, несомненно, вскоре выскочат Шадикширрам и ее баньи, горя жаждой убивать. — Отряд спутников-храбрецов, верная свита, помогает законному королю Гетланда взойти на отнятый трон! Последняя схватка средь руин старин эльфийских! Сами знаете, в хорошей песне не все герои доживают до конца.
— Сучий дьявол, — прошептала Сумаэль. Поигрывая тесаком, она то сжимала, то расслабляла желваки на скулах.
— Из пекла преисподней, — прошептал Ярви, — тебя сможет вывести только дьявол.
Последняя схватка
Голос Ральфа расколол тишину.
— Идут! — И кишки Ярви словно провалились в задницу.
— Сколько? — бодро спросил Ничто.
Чуть погодя:
— Где-то с двадцать.