После еды Ярви развалился, положив руки на набитый живот, опустил ноги отмокать в теплую воду и задумался, когда и где в последний раз был так счастлив? Конечно, не на боевой пощадке, после очередных позорных тумаков. Точно не прячась от отцовских затрещин и не раскисая под сердитым материнским взглядом. И даже не подле очага матери Гундринг. Он поднял голову, разглядывая своих разномастных одновесельников. Станет ли хуже, если он так и не вернется домой? Ведь неисполненная клятва далеко не то же самое, что нарушенная…
— Пожалуй, неплохо бы нам остаться здесь, — лениво пробормотал он.
Сумаэль насмешливо подернула губами.
— Кто же тогда поведет народ Гетланда в счастливое завтра?
— У меня такое ощущение, что они доберутся туда и сами. Лучше я стану королем этого озера, а ты — моей служительницей.
— Матерью Сумаэль?
— Ты всегда знаешь верный путь. Будешь вести меня к меньшему злу и наибольшему благу.
Она фыркнула.
— Этих мест нет ни на одной карте. Надо отлить.
Ярви наблюдал, как она скрывается в высокой траве.
— У меня ощущение, что она тебе нравится, — протянул Анкран.
Ярви тряхнул головой.
— Ну… она нам всем нравится.
— Само собой, — подтвердил Джойд, широко ухмыляясь. — Без нее нам жизни нет. В буквальном смысле.
— Но тебе, — хрюкнул Ральф и закрыл глаза, подкладывая руки под голову, — она нравится.
Ярви кисло пошевелил губами, но возразить не смог.
— У меня искалечена рука, — обронил он. — Все остальное пока что при деле.
Анкран изобразил нечто, похожее на смех.
— И есть ощущение, что ты нравишься ей.
— Я? Да со мной она самая нелюдимая!
— Вот именно. — Улыбнулся и Ральф, вольготно поелозив по траве плечами. — Ах, я ведь помню, каково это: быть молодым.
— Ярви, — Ничто, высок и тверд, стоял на валуне неподалеку от раскидистого дерева. Совершенно не интересуясь, кто кому нравится, он изучал дорогу, по которой они пришли. — Мои глаза стары, а твои — молоды. Это дым?
Ярви, почитай обрадованный, что его отвлекли, взобрался к Ничто, вглядываясь на юг. Но долго продлиться его радости было не суждено. Как обычно.
— Трудно сказать, — ответил он. — Наверно.
Почти наверняка. Он разглядел прозрачные кляксы на фоне блеклого неба.
К ним присоединилась и Сумаэль. Прикрыв глаза ладонью, она не подавала и намека на то, что ей кто-либо нравится. Ее скулы отвердели:
— Он поднимается со стороны двора Шидуалы.
— Может, они разожгли костер, — предположил Ральф, но улыбка его померкла.
— Или костер разожгла Шадикширрам, — сказал Ничто.
Толковый служитель всегда уповает на лучшее, но готовится к худшему.
— Нам надо подняться в гору, — сказал Ярви. — Посмотреть, идет ли кто за нами.
Ничто вытянул губы и легонько сдул пылинку со своего сверкающего клинка.
— Сами знаете, идет.
И она шла за ними.
Всмотревшись сквозь странное круглое оконце трубы Сумаэль с каменистого склона над прудом, Ярви различил на снегу точки. Черные точки ползли вперед и надежда вмиг вытекла из него, как вино из проколотого меха. Когда дело касалось надежды, его обшивка давала течь уже с давних пор.
— Я насчитала две дюжины, — сказала Сумаэль. — Видимо, баньи с моряками «Южного Ветра». У них собаки и сани, и они, скорее всего, вооружены до зубов.
— И настроены нас уничтожить, — пробормотал Ярви.
— Ну, либо так, либо они очень, очень хотят пожелать нам доброго пути на прощание, — отозвался Ральф.
Ярви опустил трубу. Трудно представить, что какой-то час назад они веселились. Лица друзей опять вытянулись в привычной, до невыносимости надоевшей тревоге.
Само собой, исключая Ничто, чей взгляд, как всегда, горел безумием.
— Как далеко они от нас?
— Вроде бы милях в шестнадцати, — ответила Сумаэль.
Ярви свыкся принимать ее догадки за истину.
— Сколько времени у них займет покрыть эти мили?
Она провела подсчет, беззвучно шевеля губами.
— Если подналягут на санях, то завтра с ранней зарей уже могут быть здесь.
— Тогда лучше бы нас здесь не было, — произнес Анкран.
— Ага. — Ярви оторвал глаза от своего безмятежного королевства и посмотрел наверх — на голую щебнистую осыпь и расколотые валуны. — В жаркой стране от их саней никакого толку.
Ничто нахмурился на белесое небо и грязными ногтями поскреб шею.
— Рано или поздно последнее слово будет за сталью. Это — закон.
— Тогда пускай поздно, — ответил Ярви, взваливая на себя поклажу. — А сейчас — бежим отсюда.
Бегство
Они бежали.
Или неслись трусцой. Или тряслись, спотыкались и продирались вдоль каменистых, адовых склонов, где среди оплавленных валунов не прорастало ни травинки и в небе не пролетало ни птицы. Здесь искореженный в муках Отче Твердь дышал жаром, таким же безжизненным, как прежний холод.
— Ветер странствий раз за разом выносит меня к очаровательным берегам, — присвистнул Анкран, когда после очередного перевала перед ними воздвиглась новая курящаяся гряда.
— Они по-прежнему нас преследуют? — спросил Джойд.
— На таком скалистом взгорье попробуй кого-нибудь заметь. — Сумаэль осмотрела в подзорную трубу пройденное ими пепельное, затянутое испарениями безлюдье. — Особенно тех, кто не желает показываться.