Лучше бы она ударилась в слезы, или в бешенстве набросилась на него, или умоляла бы передумать. Он разработал трусливенький планчик, как вывернуть нападки против нее самой. Но холодному равнодушию возражать было нечем.
Слюнявое:
— Мне так жаль, — стало верхом бессилия, на какое он только способен. Интересно, а этим достижением гордилась бы мать? Впрочем, какая разница.
— Не жалей. И так мы убили друг на друга уйму времени. Мне, кроме себя, винить некого. Бранд предупреждал, что так выйдет. Он вечно долбил, мол, ты под завязку набит собственными устремлениями, так что надеждам других просто некуда поместиться.
Боженьки, вот это удар, как кулаком по яйцам. Он открыл рот, дабы ляпнуть, мол, нечестно, но против приговора умершего чем оправдаться? Особенно, когда сам сбился с ног, доказывая его правоту.
— А я — нет, что ты! Я же своим умом живу! — цыкнула Рин сквозь сжатые зубы. — Пожалуй, последним посмеялся Бранд, да?
Колл, шаркнув, придвинулся к ней. Пускай он не мог дать ей то, что она хотела, не мог дать то, в чем она нуждалась, но хотя бы мог избавить ее от опасности. Хоть этим с ней расплатиться. Расплатиться с Брандом.
— Яркий Йиллинг будет здесь через несколько дней, — бормотнул он. — А с ним — тысячи воинов Верховного короля.
Рин фыркнула:
— Твой постоянный треп об очевидном помогает тебе казаться проницательным? Мне, надо сказать, он давно приелся.
— Ты должна вернуться в Торлбю.
— Для чего? Мой брат погиб, от дома — обгорелая скорлупа.
— Здесь опасно…
— Если мы проиграем здесь, как думаешь, в Торлбю окажется безопасно? Я, скорее, останусь тут и буду делать все, что смогу. Так поступил бы Бранд. Именно так он и поступал. — О, боги, храбрости у нее не отнять. В отличие от него. И это в ней он тоже любил.
Того не ведая, он потянулся к ее плечу:
— Рин…
Она отбросила его руку, сжала кулак, будто собиралась ударить. Само собой, за дело. Однако не в том она настроении, чтоб облегчать ему расставание. Не скрывая брезгливость, девушка отвернулась:
— Уйди. Ты свой выбор сделал, брат Колл. Успехов тебе — живи дальше.
Что оставалось на это ответить? Не было нужды переживать, что Рин расплачется. Это он всмаркивал слезы, улизнув из подвальной мастерской. Ни разу в жизни он не был столь далек от того настоящего мужчины, которым стремился стать.
На эльфийский причал Мыса Бейла падали редкие капли. Дождь волочил по миру завесу хмури, как раз под стать Коллову настрою. Плевки с небес, как шарики росы, собирались на плечах меховой накидки стоящего на рулевой надстройке Ральфа, клеили волосы к твердоскулым лицам загружающих трюм гребцов. Был бы с ними Фрор или Доздувой… но команду, с которой Колл ходил по широкой Священной, развеяло по свету. Этих же соратников он, почитай, и не знал.
— Что за мордашка как на поминках, голубок? — не преминула расспросить Скифр. Длинный палец ужом выполз из рукава и основательно ковырнул в носу. — Ты ж в одно время все приставал, чтоб я показала тебе колдовство!
— Верно, а вы тогда сказали мне, что я молод и безрассуден, что когда сильно рискуешь, платишь страшную цену, и чтоб я молился сразу всем богам, каких знаю, чтобы не увидеть колдовства.
— Хе. — Она сдвинула брови на результат обследования ноздрей, потом щелбаном отправила его туда, где суда Горма, суда Атиля и захваченные суда Йиллинга Яркого покачивались на приливной волне. — Это я переборщила со строгостью. Но ты-то молился?
— Видимо, недостаточно искренне. — Он покосился на старуху. — Вы говорили, что колдовством можете причинить много вреда и гораздо меньше пользы.
— Идет война. Я здесь, чтобы причинять вред.
— Не слишком обнадеживающе звучит.
— Ага.
— Где вы научились колдовать?
— Не отвечу.
— Не ответите или не хотите отвечать?
— Не хочу и не отвечу.
Колл вздохнул. С каждым ее ответом его знания лишь уменьшались.
— Вы и впрямь в сохранности доставите нас в Строком?
— Доставлю в Строком? Конечно. В сохранности? — Она пожала плечами.
— Тоже не слишком обнадеживающе.
— Ага.
— А мы найдем там оружие?
— Столько, что самой Матери Войне девать некуда.
— А если мы найдем, куда его деть… второго Сокрушения Божия не сотворится?
— Если при этом сломаем хребет праматери Вексен, то пусть творится что угодно.
— А вот это совсем уж не обнадеживает.
Скифр уставилась в седое море.
— Если, по-твоему, я здесь, чтобы тебя обнадежить, то ты явно не прав.
— Почему хоть раз — и то не по-людски? — Отец Ярви супился на длинный скат пористого эльфьего камня, что вел в крепостной двор. По нему приближалась тонкая человечья фигура. Высокая обритая человечья фигура, руки в наколках, унизаны эльфийскими запястьями. — Мать Скейр, вот так нежданность! Вы ж не хотели участвовать в этом безумии?
Служительница Ванстерланда отвернулась и харкнула.
— Я бы хотела, чтобы в этом безумии никто не участвовал, но мой король избрал свою стезю. Моя задача — следить, чтобы он двигался по ней к победе. Поэтому я еду с вами.
— Ваше общество — сплошное удовольствие. — Ярви подошел к ней. — Пока вы рады мне помогать. Встанете у меня на пути — пожалеете.