— Матерь Война вышла биться за нас! — Из тьмы среди дюн возвысился Гром-гиль-Горм, на лице, полном шрамов, добавился свежий, борода слиплась комочками крови. Подле него брел Рэкки с огромным королевским щитом, заполучившим свои зарубки. С другого бока Сориорн нес охапку взятых в бою мечей. Следом за ними мягко ступала мать Скейр, тонкие губы чуть шевелились, воркуя благодарственную молитву Вороньей Матери.
Двое великих королей, двое прославленных витязей, двое старинных недругов встретились и оглядели друг друга поверх тлеющего костра. И ликованье, и смех примолкли на всем заполоненном людьми берегу, и Та, Кто Выпевает Ветер, выдала бойкую трель и разметала огнистые вихри искр по галечнику и дальше, в морские темные воды.
Тогда Крушитель Мечей выпятил свою небывалую, широченную грудь — вспыхнула цепь из яблок мечей его павших врагов — и молвил громоподобным раскатом:
— Глянул я в море, узрел я корабль быстровеслый, серой гагарой скользит над водою — встречь Верховного ладьи, скворцы-недомерки раскинуты в море. Железом окована мачта его, металл в ратоборцев десницах. Железо во взоре его капитана, пощады в бою он не ведал. Железной косою провел по волнам он корабль. Накошено трупов — алчь Матери Моря насытит.
По воинам пробежал железный ропот. Гордость от собственной силы, от силы их вожаков. Гордость от песен — впредь слушать их сыновьям, и это прельщало бойцов пуще золота.
Атиль широко распахнул свои безумные очи, позволил мечу соскользнуть с локтя и острием упереться в землю. Грубым голосом, точно скрежет точильного камня, воскликнул он:
— А я оглянулся на сушу, и вот, собирается войско. Черно было знамя, что ветер трепал по-над ними. Черен был яростный гнев, что отведали вражьи ряды. Сброшены в море Верховного рати. Стали гром бушевал — то кололись щиты и дробились шеломы. И разгрома останки багровый прибой омывает. Войны-Матери алчь утолят трупы недругов павших.
Над пламенем костра короли пожали друг другу руки, и к небу вознесся могучий приветственный рык, полился шум — воины лупцевали по покоробленным щитам зазубренными клинками, бухали кулаками в кольчужные плечи товарищей, а Скара хлопала в ладоши и смеялась со всеми.
Синий Дженнер раздвинул брови.
— Слог вполне выразительный, на скорую-то руку.
— Потом скальды заточат его поострее! — Скара узнала, что значит одержать большую победу, — и это чувство должно быть воспето. Верховного короля прогнали с родины ее предков, и в первый раз после того, как она покинула подожженный Лес, у нее полегчало на сердце…
Тут она вспомнила ту безучастную улыбку, в капельках дедовой крови, и вздрогнула:
— Яркий Йиллинг был среди мертвых? — выпалила она.
Гром-гиль-Горм обратил к ней мягкие темные глаза:
— Я не заметил следов ни этой смертепоклонной псины, ни его сподвижников. На песке мы перерезали сброд, слабовооруженный и под началом у слабаков.
— Отец Ярви! — рядом со Скарой протиснулся мальчишка и дернул служителя за полу. — Прибыл голубь.
По непонятной причине живот потянуло холодом неспокойства. Отец Ярви приткнул эльфийский посох на локоть и развернул на свет клочок бумаги.
— Откуда прибыл?
— С побережья за Ялетофтом.
— Мои люди следят там за морем… — Он отступил, взгляд полз по неразборчивым закорючкам.
— Есть новости? — спросил король Атиль.
Ярви оцепенело сглотнул, внезапный порыв затрепыхал бумагой в его ладони.
— Войско Верховного короля пересекло проливы к западу от нас, — пролепетал он. — Десять тысяч его воинов высадились на Тровенских землях и уже движутся маршем.
— Что? — не поверил Рэйт. Губы продолжали улыбаться, но лоб сморщился в замешательстве.
Совсем рядом народ неуклюже притопывал под дудочку, хохотал, напивался, праздновал, но лица около двух королей враз омрачились.
— Это правда? — произнесла Скара тоном помилованного узника, которому сказали, что за другое преступление его все-таки казнят.
— Правда. — И Ярви скомкал бумажку и бросил ее в огонь.
Мать Скейр зашлась-залаяла безрадостным смехом:
— Все, что здесь было, —
— Уловка, — одними губами произнес Синий Дженнер.
— И она пожертвовала всеми этими людьми? — Скара никак не могла этого осмыслить. — Ради уловки?
— Ради большего блага, государыня, — шепнула сестра Ауд. Поодаль потухла пара костров — на галечник плеснула волна, неся холод.
— Она выбросила, как рухлядь, самые худые корабли. Самых слабых бойцов. Мужичье, которое больше не надо кормить, вооружать и обхаживать. — Король Атиль утвердительно кивнул. — Такую безжалостность не грех уважать.
— Я-то думал, это Матерь Война нам так улыбнулась, — Горм хмуро уставился в ночное небо. — А получается, ее благосклонность пала на кого-то еще.
По мере того как расходились известия, музыка глохла, а с ней и все празднество. Мать Скейр угрюмо ощерилась на Ярви:
— Вздумал перехитрить праматерь Вексен, а она облапошила и тебя, и нас вместе с тобой. Дурак самонадеянный!