Море Осколков

Шлепок от Горма ужалил Рэйта в щеку. Да ты настоящий убийца!

Он глодал колышек и рубил, рубил и рубил, заливался слюной и соплями, пока наконец оказался не в силах одолеть очередной взмах, и тогда приткнулся к борту. Кровь на лице, кровь во рту.

Над водою стелился дым: из глаз текло, в горле першило.

По крайней мере здесь битва окончена. Мертвецы. Вопят недобитки. Ладья дрейфует — волна поигрывает распростертыми телами, тихонько подталкивает ими киль. У Рэйта разъехались колени, и он плюхнулся на задницу, под тень резного завитка на штевне.

Новые корабли Атиля резали волны. Мелькали стрелы, валились крючья, ратники перескакивали с ладьи на ладью, воины дрались, голосили, умирали — черные тени в закатных сумерках. Пламя расползлось на большие торговые галеи и ревело в полумраке, весла — факелы великанов — перекрещивались огненными узлами.

— Вот это вышла драчка так драчка. — Кто-то положил на колени Рэйту шлем капитана и постучал по нему. — В тебе, парень, что — совсем нету страха?

Рэйт не сразу сумел разомкнуть сведенные челюсти и ободранным языком вытолкнуть изо рта слюнявый, замусоленный колышек.

Порою казалось, что в нем ничего-то и нет, кроме страха. Потерять свою службу. Остаться одному. Страха перед тем, что он натворил. Что мог натворить.

Только одно не пугало его — только бой.

21. Победа

Черной невидью стала земля, когда днище первых кораблей пробороздило песок. Темно-синюю ткань небес надсекло облако и искололи острия звезд. Вдали, среди потемневших вод, догорали остатки флота праматери Вексен.

Команды спрыгивали в прибой, хохоча, барахтались в пенных наплывах волн. Глаза победно сияли в свете сотни разведенных на берегу костров.

Скара караулила их, до того томимая жаждой выяснить, кто уцелел, кого ранило, кто погиб, что сама едва не бросилась в воду, лишь поскорее бы узнать и не мучиться.

— Вон, вон там! — указала, разглядев, сестра Ауд, и Скара увидела носовую голову «Черного Пса». Его команда резво трусила по отлогому галечнику. При виде улыбающегося Синего Дженнера голова закружилась от облегчения, а потом идущий рядом воин стянул шлем, и, подняв голову, Рэйт весело ухмыльнулся королеве. И сочла бы мать Кире это пристойным иль нет, но Скара помчалась по пляжу им навстречу.

— Победа, королева! — провозгласил Дженнер, а Скара подбежала к нему, обняла и схватила за уши. И пригнула голову старика, чтобы чмокнуть его в жиденькую макушку.

— Я знала, знала, что вы не подведете!

Дженнер залился краской и качнул головой.

— Благодаря вот этому пареньку. Он убил капитана, в поединке, муж против мужа. В жизни не видел, чтоб дрались храбрее.

Ярко горели у Рэйта глаза, ярко и бесшабашно, и, сама не успев понять, Скара обняла и его, в нос ударил терпкий, потный запах, почему-то нисколечко не противный. Боец непринужденным махом вскинул ее в воздух, закружил, невесомую, словно сделанную из соломы. Смеялись оба — победа пьянила.

— Мы захватили для вас трофеи, — сказал он, переворачивая холщовый мешок, — и звонкая река колец-монет полилась на песок.

Сестра Ауд примостилась на корточки, зарываясь в золото с серебром, круглое личико зарябилось ямками в улыбке.

— Это явно не повредит казне Тровенланда, государыня!

Скара положила руку служительнице на плечо:

— Теперь у Тровенланда будет казна. — С этими деньгами она начнет кормить свой народ, а то и отстраивать заново то, что спалил Йиллинг Яркий, — и будет, наконец, королевой, а не девкой с титулом, сотканным из дыма.

— Должна признаться, когда вы сели рядом со мной в первый раз, то не внушали мне больших надежд.

— Я не внушал надежд и себе, — молвил он.

Дженнер сгреб его в охапку и разлохматил белесые волосы.

— Немудрено, королева. С виду этот хмырь совсем ненадежный!

— Мели, мели, старикашка, — Рэйт отшвырнул от себя руку Синего Дженнера.

— Вы проявили себя как могучие воители — оба, — Скара выбрала два золотых обручья и одно протянула Дженнеру. Как бы нынче гордился дед, глядя, как она одаривает собственных воинов. — И как преданные друзья. — Она взяла Рэйта за толстое запястье и окольцевала вторым украшением. Скрытая сгустившейся вокруг темнотой, девушка позволила пальцам пройтись по обратной стороне его кисти. Он перевернул руку, и ее большой палец пересек грубую ладонь легким касанием — сперва туда, потом обратно.

Скара подняла голову — его глаза смотрели лишь в глаза ей. Как будто больше никого не осталось на всем белом свете. Такое поведение мать Кире никак не назвала бы благопристойным. И не назвал бы никто другой. Наверно, только поэтому Скару прошиб озноб и приостановилось дыхание.

— Сталь произнесла свое слово! — раздался тяжелый вопль, и девушка отдернула руку, обернулась и увидала, как по песку чеканит шаг король Атиль, а отец Ярви радостно улыбается за его плечом. Кругом бойцы поднимали в салюте мечи, секиры и копья, щербленные сегодняшней работенкой лезвия ловили отсветы костров и разгорались расцветками пламени — казалось, что король и его присные движутся сквозь огненное море.