Неужели нельзя просто спросить? Ну да, мы терпеть друг друга не могли, но это ж когда было. А сейчас мне кажется, что ты мне нравишься. А я тебе? Боги, дурь-то какая. Она всю жизнь отталкивала от себя людей, и теперь понятия не имела, как их к себе привлекать. А что, если он смотрит на нее как на сумасшедшую? От таких мыслей у нее прям пропасть бездонная под ногами раскрывалась. И вообще, что значит — нравишься? В смысле, нравишься как нравишься? А может, просто вот так вот подойти — и поцеловать его? Она все думала и думала об этом. На самом деле она только об этом и думала. А что, если в этом взгляде нет ничего особенного? Ну смотрит и смотрит парень, подумаешь. А что, если мать права: какому мужчине занадобится такая странная девушка, да еще с таким плохим, строптивым характером? Уж точно не Бранду — он же красавец, на него все девушки заглядываются, он себе любую может выбрать — только скажи…
И вдруг он обхватил ее и пихнул в дверную нишу. Сердце подскочило и затрепыхалось у самого горла, и она даже пискнула, как благовоспитанная девица, когда он крепко прижал ее к себе. Но все уже отскакивали и прижимались к стенам домов — по переулку рысили конные, качались перья на уздечках, сверкала позолоченная броня, и этим всадникам на высоких конях в высоких шлемах плевать было на жмущуюся по обеим сторонам улицы толпу. Наверняка люди герцога Микедаса, кто же еще.
— Так кого-то и задавить недолго, — пробормотал Бранд и мрачно посмотрел им вслед.
— Ага, — просипела она. — Эт точно.
А вообще, хватит себя обманывать. Они просто друзья. Рядом на веслах сидят. Вот и все. Зачем портить это все, пытаясь заполучить то, чего у нее попросту не может быть. Чего она не достойна и никогда не получит. И тут она встретилась с ним взглядом, и он снова смотрел на нее —
Нет, а что, если он чувствует то же, что и она? И хочет спросить, но боится? И вообще не знает, как спросить? Да с ним каждый разговор выходит опасный, как поединок. А спать с ним в одной комнате — это ж невыносимо просто! Ну да, они ж типа рядом на веслах сидели, что в этом такого, и они бросили на пол свои одеяла и стали смеяться: глянь, какую развалину нам Ярви приискал, окон не надо, солнце сквозь крышу светит… Но теперь она только притворялась, что спит, потому что все думала: он лежит так близко… И иногда ей казалось, что он тоже притворяется, вот, лежит с открытыми глазами и смотрит на нее. Но уверенности у нее не было. И от мысли о том, что она спит с ним рядом, ей становилось муторно на душе. И от мысли, что можно не спать с ним рядом, — тоже муторно.
Я тебе нравлюсь?.. В каком смысле? Ну… нравлюсь я тебе?
Зараза, сплошные загадки какие-то на незнакомом языке, как же это все ему сказать…
Бранд выдохнул и отер лоб — он-то наверняка даже не подозревает, какую бурю вызвал.
— Думаю, мы отплывем сразу же, как заключим сделку с Императрицей.
Колючка попыталась взять себя в руки и говорить нормальным голосом — ну, нормально разговаривать, короче.
— Я думаю, этого не случится.
Бранд пожал плечами. Спокойный и надежный. И доверчивый. Как всегда.
— Отец Ярви обязательно что-нибудь придумает.
— Отец Ярви — человек хитрый и коварный, но он не волшебник. Если бы ты был во дворце и видел этого герцога…
— Сумаэль что-нибудь придумает, вот увидишь.
Колючка презрительно фыркнула:
— У этой бабы, что, Матерь Солнце из жопы восходит, что вы все так на нее надеетесь?
— Ты, я смотрю, не надеешься.
— Я ей не доверяю.
— Ты никому не доверяешь.
Она едва не сказала: «Я тебе доверяю», но вовремя спохватилась и просто засопела.
— А Ральф ей верит, — не отставал Бранд. — Он ей жизнь свою готов доверить, он сам мне сказал. Отец Ярви тоже, а он-то не таков, чтоб каждому встречному-поперечному верить на слово…
— Знать бы, что их троих связывает, — сказала Колючка. — У них явно общее бурное прошлое…
— Знаешь, меньше знаешь — спокойней спишь.
— Это ты спокойней спишь. А я нет.
И она поглядела на него и обнаружила, что он смотрит на нее. Этим голодным испуганным взглядом, и в животе снова защекотало, и она снова бы начала бесконечно пререкаться сама с собой, но тут они вышли к рынку.