Море Осколков

Удар пришелся в плечо, но он его почти не почувствовал, заорал и пошел вперед, мутузя ее и так и эдак, а она отступала, спотыкаясь, щиты скрипели друг о друга, и он чуть над полом ее не поднял, когда Колючка запнулась за веревку и со всей дури впечаталась спиной в стену. Она попыталась вывернуться и освободить меч, но он жестко держал его над плечом, а потом ухватился левой за ее щит и с силой дернул вниз. Они сошлись слишком близко, чтобы биться мечами, и он отбросил свой деревянный клинок и принялся месить ее как тесто, вымещая на Колючке весь свой гнев и разочарование, словно бы перед ним был Хуннан, или Ярви, или эти так называемые друзья, которые так выгодно для себя промолчали и украли его мечты и его будущее.

Он ударил ее в ребра, и она застонала, он ударил еще, и она согнулась пополам, глаза полезли из орбит, он ударил еще, и она с грохотом рухнула на пол, кашляя. И блеванула ему на ноги. Он бы ей еще и пинков навешал, но Ральф зажал локтем его шею и отволок в сторону:

— Довольно.

— Ага, — пробормотал он, обмякая. — Более чем.

И стряхнул щит с руки, и разом нахлынул ужас: что ж я сделал-то?! Гордиться тут было нечем, он прекрасно знал, каково это, когда тебя так отделали на тренировке. Может, он все-таки еще что-нибудь от отца унаследовал. Во всяком случае, сейчас он точно не пребывал в свете, нет, не пребывал от слова совсем.

Королева Лайтлин горько вздохнула, Колючка все еще перхала и сплевывала. Королева развернулась на своем высоком табурете:

— Долго же я тебя ждала…

И только тут Бранд заметил, что за поединком наблюдает кто-то еще — кто-то, кто примостился в темном уголке, совершенно невидимый в своем плаще из лоскутов всех цветов серого.

— Я прихожу в час нужды. Или когда меня меньше всего ожидают.

Голос из-под капюшона принадлежал женщине. Какой странный акцент…

— Или когда я очень голодна.

— Ты видела это? — спросил Ярви.

— Сомнительная честь, но да, видела.

— И что скажешь?

— Она — дура несчастная. В сердце пусто, там только гнев и гордыня. Она самоуверенна — и в то же время не верит в себя. Она себя не знает, совсем.

И женщина в тени сдвинула капюшон. Оказалось, у нее черная кожа, лицо изможденное, словно она и впрямь месяцами голодала. Волосы стрижены коротко, топорщатся седоватой гривкой. Незнакомка запустила в ноздрю длинный указательный палец, долго ковырялась, придирчиво оглядела вытащенное, а потом отщелкнула в сторону.

— Короче. Девка — глупая. Пень пнем. И даже хуже. Пни — они обычно тихонько себе гниют, а от этой дуры — сплошной вред.

— Я все слышала, — прошипела Колючка, как раз пытавшаяся встать на четвереньки.

— Вот и лежи там, куда тебя пьяный мальчишка уложил. — И женщина улыбнулась Бранду, как акула — сплошные зубы во рту, аж страшно. — А он мне нравится, хм. Смазливый и отчаянный. Прям как я люблю.

— Ну а она на что-нибудь сгодится? Можно с ней что-то сделать? — поинтересовался Ярви.

— Сделать-то можно, вопрос, какой ценой.

И женщина отлепилась от стенки. Странная у нее походка была — она покачивалась, дергалась и извивалась, словно танцуя под слышную одной ей музыку.

— Сколько вы мне заплатите, чтобы я занялась ее бесполезной тушкой? Вот в чем вопрос. И потом, ты и так у меня в долгу.

И длинная рука выдернула из-под плаща какую-то штуку и протянула королеве.

Это была шкатулка размером с голову ребенка — темная, идеальной квадратной формы, с гравированной золотом надписью на крышке. Бранд понял, что не может оторвать глаз от этой странной вещи. Пришлось буквально одернуть себя — так хотелось подойти и посмотреть поближе. Колючка тоже таращилась. И Ральф. И королевины трэли. Так смотрят на жуткую смертельную рану — вроде как ужас, но глаз не отвести. Никто из них, естественно, не умел читать, но тут не нужно быть служителем, чтобы понять: это эльфийские буквы. Эти письмена начертали задолго до Божьего Разрушения.

Отец Ярви тяжело сглотнул, протянул к шкатулке больную руку и единственным пальцем осторожно поддел крышку. Та откинулась. То, что там лежало, испускало бледный свет. В этом свете тени на лице служителя, казалось, залегли еще глубже, когда он изумленно приоткрыл рот. Этот свет отразился в расширенных от изумления глазах королевы Лайтлин — а Бранд-то думал, что эту женщину ничем не удивить…

— Клянусь всеми богами, — прошептала королева. — Оно и впрямь у тебя.

Женщина отвесила картинный поклон, пола плаща скользнула по полу, разметая пыль и солому.

— Я держу обещания, о самая золотая из королев…

— Значит, оно… работает?

— Желаете ли вы, чтобы оно поменяло цвет?

— Нет, — быстро сказал отец Ярви. — Пусть поменяет цвет перед Императрицей Юга, не раньше.

— Остается вопрос…

Не отводя глаз от шкатулки, королева протянула женщине сложенный листок бумаги:

— Все твои долги прощены.

— Именно этот вопрос я и хотела задать…

И чернокожая нахмурилась, осторожно взяв листик двумя пальцами.

— Меня часто называли ведьмой, однако вон оно — настоящее колдовство: клочок бумаги стоит мешка золота…

— Времена меняются… — пробормотал отец Ярви и захлопнул шкатулку.