Море Осколков

Лицо окатило ледяной водой, он заплевался, попытался подняться на ноги, оскользнулся и рухнул обратно в канаву. Пустой бочонок покатился по булыжнику. Бранд смахнул с лица мокрые волосы и в свете фонаря разглядел стариковское лицо, исчерченное морщинами и испещренное шрамами. И седую бороду.

— Надо бы мне тебе в морду дать, старый козел, — просипел он.

Впрочем, в этой канаве не так-то просто встать на ноги, да и стоит ли?

— Так я ж тебе дам в ответ, а битой мордой делу не поможешь. Поверь, я знаю, о чем говорю. Сколько раз уже через это проходил.

И старик положил ладони на колени и низко склонился над ворочающимся в канаве Брандом:

— Колючка сказала, что ты — лучший из тех, с кем она тренировалась. А вот я гляжу на тебя, сынок, и думаю, что на лучшего ты совсем не похож.

— Время, оно никого щадит.

— Не щадит, это верно. Но воин дерется до последнего. Вроде как ты воин, а?

— Был, — снова ответил Бранд.

И тут старик протянул ему здоровенную лапищу:

— Ну и отлично. Звать меня Ральф. Пойдем, я тебя отведу туда, где ты сможешь всласть подраться.

Ральф отвел его в старый склад. Там горели факелы, и место для поединков было огорожено веревками, прямо как на тренировочной площадке. Только обычно вокруг площадки толпились люди, а тут особо много народу не наблюдалось. Зато тот, кто наблюдался, едва не вызвал у Бранда новый приступ рвоты.

На высоком табурете, со сверкающим ключом от сокровищницы королевства на груди, восседала Лайтлин, Золотая Королева Гетланда. Рядом примостился человек, который раньше был ей сыном, а теперь стал ее служителем, — отец Ярви. А за ними стояли четверо рабов в серебряных ошейниках — два здоровенных инглинга с устрашающими топорами за поясом и не менее устрашающими, как из камня рубленными, мордами, и две девицы, схожие, как две половинки грецкого ореха. Косы у них были такой длины, что приходилось наматывать их на руки.

А у стены стоял самый отвратный из противников Бранда по тренировочной площадке — Колючка Бату. Вся такая непринужденная: одна нога согнута и упирается в камень, на губах кривая насмешливая улыбочка.

И странное дело: сколько раз в пьяном угаре он винил ее во всех своих бедах! А тут вдруг увидел — и понял, что рад ее видеть. И вообще воспрял духом. Нет, не потому, что она ему нравилась, нет. Просто самый вид Колючки напомнил ему о временах, когда он сам себе нравился. Когда будущее было понятно, и это будущее его вполне устраивало. Более того, у него были большие надежды на это будущее, и мир казался полным чудес и опасностей.

— Я думала, что ты сюда не дойдешь.

И она продела руку в щитовые ремни и подхватила деревянный меч.

— А я думал, тебя камнями раздавили, — парировал Бранд.

— А это никогда не поздно успеть, — подал голос отец Ярви.

Ральф пихнул Бранда между лопаток, и тот, путаясь в ногах, вылетел на площадку.

— Ну давай, парень, покажи, на что ты способен.

Бранд никогда остротой ума не отличался, а сейчас, после выпивки, и вовсе нещадно медлил, но суть уловил верно. Он даже умудрился дойти до стойки с тренировочным оружием по прямой и почти не шатаясь, взял меч и щит, спиной чувствуя холодный оценивающий взгляд королевы. Лайтлин подмечала каждое его движение.

Колючка уже встала на позицию.

— Ну и видок у тебя, — пробормотала она.

Бранд оглядел рубаху, мокрую и кое-где, увы, заблеванную, и согласно кивнул:

— Не лучший, ага.

Усмешечка на лице Колючки превратилась в гадкую улыбочку:

— А кто мне все уши прожужжал: мол, вернусь из похода богачом, а?

Вот это сейчас обидно было.

— Я не пошел в поход.

— Струсил, что ль? Никогда бы не подумала на тебя!

А вот это еще обиднее было. Она всегда знала, как достать его.

— Нет. Меня не взяли, — прорычал он.

Колючка расхохоталась — видно, выпендривалась перед королевой. А что, она ж все время распространялась насчет того, какая та замечательная и потрясающая.

— А я-то! Я-то чуть от зависти не померла, думала, щас увижу прославленного героя, и что? Смотрю — а передо мной пьяный нищий парнишка стоит-шатается! Ха!

Бранда словно изнутри холодной водой окатили — и он протрезвел быстрее, чем если бы из ведра в лицо плеснули. Он нищий, да. И потому-то ему так обидно.

А Колючка все хихикала — как же, уела врага!

— Ты всегда был идиотом! Хуннан лишил меня места на корабле, а ты-то как свое проворонил?

Бранд бы с огромным удовольствием рассказал, как он потерял место. С огромным удовольствием он бы проорал это ей в лицо. Вот только нужных слов не нашлось, потому что из груди его вырвался звериный рык, и становился он громче и громче, пока не загудела от него и грудь, и самый зал вокруг, и он оскалился и стиснул зубы так, что казалось, еще чуть-чуть — и они раскрошатся. А Колючка подняла щит и мрачно глядела на него поверх кромки — как на безумца. А может, он и вправду сошел с ума.

— Начали! — гаркнул Ральф.

И Бранд бросился на нее, отбил ее меч, ударил в щит так, что щепки полетели. Она извернулась, и как быстро, она всегда двигалась быстро, змеища, отскочила, чтоб удобнее замахнуться, — но в этот раз он не сомневался.