– Так-то лучше. Но это не сон. Твоя жизнь без меня – вот что было сном. А теперь ты просыпаешься ото сна, от кошмара. Ах, почему ты меня покинула, как ты могла, я чуть не умер от горя…
– Сейчас нельзя об этом говорить…
– Нет, можно. Я хочу говорить о прошлом, хочу, чтобы мы вместе все вспомнили, все поняли, все заново пережили, утвердились как единое существо, которое никогда и не должно было разделиться. Почему ты меня покинула, Хартли, почему ты сбежала?
– Я не знаю, не могу вспомнить.
– Должна вспомнить. Это как загадка. Ты должна вспомнить.
– Не могу, не могу.
– Хартли, постарайся. Ты сказала тогда, что я не буду тебе верен. Это и была причина? Не может быть, чтобы ты это думала, ты же знала, как я тебя любил!
– Ты уехал в Лондон.
– Да, но это было нужно. Я не от тебя уехал, я все время думал о тебе, ты это знаешь, я тебе писал каждый день. Или появился кто-то другой?
Как ни странно, эта ужасная догадка только сейчас пришла мне в голову.
– Нет.
– Хартли, ты его тогда знала? Ты знала его до того, как ушла от меня?
– Я не помню.
– Не можешь не помнить!
– Пожалуйста, перестань, пожалуйста.
Услышав, как она произнесла эти слова – как-то машинально, почти инстинктивно-уклончиво, – слова, так похожие на те, что я совсем недавно подслушал, – я чуть не закричал от боли и ярости и от какой-то жгучей жалости к ней.
– Ты его тогда знала?
– Это не важно.
– Нет, важно, каждая мелочь важна, каждую мелочь нужно разыскать, подобрать, искупить, надо заново прожить прошлое, прояснить его, очистить, мы должны наконец друг друга спасти, исцелить друг друга, неужели ты не понимаешь…
– Я тогда не знала его, он был вроде как женихом одной моей двоюродной сестры, Эдны, помнишь? Нет, конечно, где там, а потом она его отставила, и мне было его жалко…
– Но где ты с ним познакомилась? Это было уже после того, как ты сбежала?
– Да, я поехала к моей тетушке в Сток-он-Трент, там и Эдна жила. Когда мы были с тобой, я его не знала. Не в этом было дело, и вообще ни в чем, я не хотела, чтобы ты стал актером, ничего такого не было, пожалуйста, перестань.
– Да успокойся же, Хартли, и отвечай на мои вопросы. Я на тебя не сержусь, а все это очень даже важно. Ты не хотела, чтобы я стал актером? Но ты этого никогда не говорила.
– Говорила. Я хотела, чтобы ты поступил в университет.
– Но, Хартли, не может быть, чтобы только из-за этого.
– Никакого «только» не было, ох, не расстраивай ты меня, слишком уж мы были как брат с сестрой, и ты все командовал, я и решила, что не хочу. – Опять брызнули слезы. – У тебя платок есть?
Я достал ей чистое посудное полотенце, и она устало вытерла глаза, лицо, шею. На груди у нее на тесном лифе желтого платья не хватало одной пуговицы. Я готов был облапить ее и разорвать на ней платье.
Я снова сел.
– Хартли, если у тебя были сомнения, почему ты молчала? Мы вместе могли бы придумать какой-то выход. Так ужасно, что ты ушла без единого слова, просто грешно.
– Прости, прости, я только так и могла уйти, иначе было нельзя, это было нелегко. Ой, как мне холодно. Я лучше надену пальто.
Она надела пальто, запахнулась и подняла воротник.
– Как это могло случиться, не может быть, чтобы ты просто решила, было что-то еще, что ты утаила от меня. Помнишь тот день…
– Чарльз, сейчас некогда, и, право же, я не помню. Столько времени прошло, целая жизнь.
– А мне кажется, это было вчера. Я с тех пор так с этим и живу, вспоминаю каждую мелочь снова и снова и все спрашиваю себя, где же получилась осечка, и что с тобой сталось, и куда ты пропала. Не было, кажется, дня, чтобы я не гадал, где ты. И все это время я был один, хранил свою свободу, ради тебя. Это было вчера, Хартли, только тогда я и жил по-настоящему.
– Один. Как грустно.
Я не сразу понял, что это не издевка. Один? В каком-то смысле – да. Судя по ее тону, она никогда ничего не пыталась вообразить, ни о чем не задумывалась.
– Ты говоришь, что решила, что не хочешь идти за меня замуж. Но это не объяснение, я хочу знать…
– Ох, довольно. Ну просто так получилось. Если б я достаточно тебя любила, я бы за тебя вышла, если б ты достаточно меня любил, ты бы на мне женился. Никаких особых причин нет.
– Ты говоришь, я мало тебя любил, с ума сойти можно! Я тебя любил до предела и сейчас люблю, я сделал все, что мог, я не сбежал, не женился на другой, это ты виновата, я с ума сойду, если ты…
– Нельзя нам говорить об этих вещах, мы только… ну, барахтаемся, да теперь это и не имеет значения. Постой, я же должна тебе кое-что сказать, а ты не слушаешь…
Я подумал, надо держать себя в руках. Нельзя ее сейчас расспрашивать, но я все равно дознаюсь.
– Хартли, выпей вина. – Я налил ей испанского белого, и она стала машинально его потягивать. – Съешь маслину.
– Я маслины не люблю, они кислые. Но послушай же меня…
– Мне жаль, что здесь так холодно, этот дом ухитряется быть холодным, даже когда… ну хорошо, хорошо, я тебя слушаю, но помни: ты здесь и здесь останешься, что бы там ни было в прошлом, теперь ты моя. Скажи мне только одно: в тот вечер, когда ты была здесь рядом, на шоссе, и тебя вдруг осветили фары, ты тогда шла ко мне?