Море Имен

— Мама, я только что встретил Лёню. Он сказал, что Иня второй день не ходит гулять. Расскажи мне, пожалуйста, что случилось.

— Ничего не случилось, Алик, — сухо ответила та.

— Хорошо, — Алей заговорил медленнее, стараясь, чтобы голос звучал ровно и благожелательно: — Позови, пожалуйста, Иню.

— Он в ванной.

Алей беззвучно вздохнул, помолчал и твёрдо спросил:

— Мама, это правда, что Лев Ночин его обрил налысо?

— Алик, у тебя такой голос, как будто это какая-то трагедия.

«…в другой класс… другую фамилию», снова пронеслось в голове; Алей скрипнул зубами.

— Мама, неужели ты не понимаешь?! — понизив голос, спросил он. — Ине уже не пять лет. Он взрослый парень. Он не кукла! Он сам имеет право решать такие вещи. Почему ты позволила, чтобы его заставили?

— Алик… — Весела вздохнула, — это ты не понимаешь. Пожалуйста, давай не будем ссориться.

— Мы разве ссоримся, мама?

Трубка помолчала.

— Алик… — беспомощно повторила она.

Ему показалось, что у мамы глаза на мокром месте, и сердце сжалось, но Весела продолжила ровным, только немного печальным голосом:

— Сына… я не хотела тебе говорить такие слова, но придётся, видать… Ты уже взрослый. Ты помнишь папу. А Иня — маленький, он папу… родного папу только на фотографиях видел. Мальчику нужен отец, образец для подражания…

— Который обращается с ним как с…

— Послушай меня, Алик. Мы с тобой разъехались. Мы ведь всё с тобой обсудили, ты был «за». У тебя теперь своя, взрослая жизнь, а у нас с Инеем — новая семья. Мы строим новую семью — Лёва, я, Иня. Не надо вмешиваться. Не вмешивайся, пожалуйста, Алик.

Алей так сжал трубку, что пальцы онемели. Он медленно вдохнул и выдохнул, переложил телефон из руки в руку.

— Мама, ты хочешь сказать, что это не моё дело?

— Нет, конечно… то есть…

— Иней — мой брат, — процедил Алей; его начало мелко трясти от нервного напряжения, дыхание участилось. — Родной брат. Он мне роднее, чем Шишову, мама. Я его растил вместе с тобой, пелёнки ему менял, кашкой кормил. Ему десять лет, он взрослый парень, и теперь твой Шишов начинает его воспитывать? У него своих детей нет, что он может понимать?!

— Алик, ты злишься…

— Да, мама, я злюсь. Я злюсь, потому что чужой человек обижает моего брата!

— Он не чужой человек… Алик, он твой отчим.

— Мне всё равно. Мама, почему ты позволила так обращаться со своим сыном?

— Алик! — её голос задрожал. — Он ведь муж мой! Мы повенчаны! Я его слушаться должна! Жена да убоится…

— Мама!

Потребовалось несколько секунд, чтобы совладать с собой. Алей откинул голову на спинку дивана, закусил губу и закрыл глаза. Сердце стучало. Сквозь зубы он произнёс:

— Мама, если ты сама не можешь настоять на своём — звони мне. Пусть Иня мне звонит. Если этот… Шишов ещё посмеет распускать руки, если он… Я приду и поговорю… по-мужски.

— Алик, что ты такое говоришь, — прошептала трубка. — Алик, ты с ума сошёл… не надо, Алик… ты преувеличиваешь, не надо…

В голосе матери было больше горя, чем испуга. Она попыталась сказать что-то ещё, но так тихо, что едва слышные помехи на линии заглушили голос. Оскалившись, со свистом втянув воздух сквозь зубы, Алей помотал головой и поднялся с дивана. Подошёл к окну, открыл форточку — ветер донес весёлые крики с детской площадки.

— Мама, Иня правда в ванной?

— Нет, — покорно ответила мать. — Он у себя в комнате сидит. Он с нами не разговаривает. Алик, — виновато заторопилась она: — но вот ведь у него теперь своя комната есть, Лёва…

— Мама, дай ему трубку.

Та только вздохнула.

«Иня! — донеслось, ослабленное расстоянием, заглушённое помехами, — Иня, открой дверь, это братик звонит. Алик с тобой поговорить хочет!», — и всё стихло.

Потом Весела обреченно сказала:

— Не открывает.

— Ясно, — откликнулся Алей. — Понятно.

— Алик!

— Мама, когда к вам лучше прийти? Чтобы Шишова дома не было?

— Алик… — она явно хотела возразить, но оборвала себя и сказала: — В рабочее время, если сможешь. Я теперь не работаю ведь… а в выходные мы все вместе всегда…

— Хорошо. В понедельник утром я прогуляю институт и приду.

— Алик, а ничего, что ты прогуливаешь… — пролепетала мать.

Он только фыркнул в ответ и уточнил:

— Иня дома будет?

— Нет, у него классный час, два урока.

— Хорошо. До свидания, мама.

— До свидания…

Алей нажал кнопку и пошёл положить трубку на базу. В тесном, мрачном коридоре, над тумбочкой с телефоном он остановился, привалился лбом к холодной стене и медленно выдохнул. Сердце всё ещё колотилось, кулаки сжимались от гнева. Постояв немного, он зашёл на кухню и налил себе чаю. Уже долив молока, обнаружил, что забыл подогреть чайник, в два глотка выхлебал холодный чай, сел на табуретку и тихо выругался. «Инька, — крутилось в голове, — Инька, Инька… я ведь маме сам сказал, чтобы она не волновалась, замуж выходила спокойно… она меня послушалась. Она кого попало слушается! Господи, нельзя было… нельзя человека, который слушается кого попало, так отпускать. Папа, ну почему, почему ты ушёл так рано… почему я тут самый взрослый… Господи, на кой чёрт она крестилась? Господи, что я говорю… чушь какая-то».