Море Имен

Рассеянным движением он открыл холодильник, посмотрел на пустые полки. Надо было чего-нибудь поесть, пусть и не хотелось… В пятнадцать лет, экстерном заканчивая школу, Алей как-то ухитрился упасть, точно девчонка на диете, в голодный обморок — и с тех пор не доверял желаниям и нежеланиям организма. Из еды имелись сосиски, пельмени и полпакета молока. Идти в магазин было невыносимо лень. Тянуло сесть за компьютер, погрузиться в код или в интернет и забыться.

Но на завтра с утра до вечера планировались дела, а вечером обещала прийти Осень. К её приходу надо было успеть убраться в квартире и что-нибудь приготовить, потому что Осень тоже забывала есть. Голодная Осень умела только работать, а Алей рассчитывал на что-нибудь повеселее.

Тут он вспомнил про апельсины.

Когда Лёнька Комаров уговорил его поискать собаку с помощью ассоциативной цепочки, в той оказалось несколько чуждых элементов. Само по себе это ничуть не было удивительно: десять процентов «мусора» в цепочке — результат высокой чистоты, успех даже для мастера.

Но Алей не был мастером.

Он был — лайфхакер.

Взломанных Пределов на его счету было больше, чем у иного мастера — успешных поисков.

Горделивая эта мысль точно отбросила его назад, в прежние времена, и Алей выругал себя. «Всё. Я завязал. Ляна — последняя, — хмуро повторил он. — Больше я этим не занимаюсь».

И больше он этим не занимался. Даже заказчики перестали стучаться. Как лайфхакер Алей ушёл в историю…

…но мусора в цепочках у лайфхакеров не бывает. Их цепочки ветвятся, сплетаются, врастают одна в другую, становясь сетью — большой сетью, которая способна, если посвятить её плетению несколько лет, стянуть собою весь мир — и тогда станет видно, как именно взмах крыльев бабочки порождает тайфуны… Собственно, увлекшись витьём личной паутины, Алей и грохнулся в обморок, забыв о еде. С тех пор воспитывал самоконтроль, обуздывал любопытство.

Впрочем, иногда любопытство было на пользу. Например, сейчас. Идти в магазин лень, а надо; пойти туда не ради покупок, а ради проверки одного из ответвлений гораздо интереснее. Заодно и закупиться можно.

— Ладно, — вслух сказал Алей.

После чего обнаружил, что разуться тоже забыл, — потоптался в уличных ботинках по ковру. Ковёр и так-то забился пылью до потери цвета, а Осень грязи не любила — предстояло пылесосить.

— Ладно, — повторил Алей. — Хоть развеюсь…

Дверь за собой он запирал аккуратно, осознавая каждое движение ключа в скважине, и думал: «Хорошо, что не курю. Так и дом спалить недолго».

Рядом с продуктовым магазином стояла большая, чёрная, на танк похожая машина папы-Комарова. Собственно, магазин тоже был его. «Уж не на учёт ли закрылись?» — заподозрил Алей, ускоряя шаг. В Новом Пухово магазинов, таких и сяких и супермаркетов понатыкали на каждом шагу, а в Старом до соседней лавочки идти было с километр.

Папа-Комаров вышел на крыльцо. За ним просеменила заведующая, старая крашеная блондинка.

— Так ведь девочки… — донеслось до Алея, — устают они, пятнадцать часов на ногах…

— Этих девочек, — тихо ответил папа-Комаров, — пятачок пучок. За хамство увольняем. Передайте девочкам.

Заведующая заулыбалась и закивала.

— Ещё тест-покупателей буду присылать, — предупредил Комаров. Потом заметил подходящего Алея и едва заметно кивнул. Нищий студент, бывший репетитор Клёна, «здравствуйте» не заслуживал.

— Здравствуйте, — сказал Алей в спину Комарову.

Комаров сел в машину и уехал.

Он был такой же рыжий, голубоглазый и курносый, как Лёнька, — вернее, конечно, это Лёнька пошёл в отца. Но характером Лёнька пошёл непонятно в кого. Когда Алей приходил к Комаровым работать, мать Лёньки, роскошная подтянутая красавица, держалась ещё высокомерней, чем Комаров-старший.

С лица завмага пропала приклеенная улыбка. Накрашенный её рот неприятно перекосился, и она скрылась.

Алей вздохнул и шагнул к крыльцу.

Из магазина вышла девушка.

Высокая, ладная, с толстой русой косой, она напоминала Царевну-Лебедь из старого фильма, и двигалась под стать — как плыла. Тяжёлые сумки она несла не без труда — напряжённо разводила руки в стороны, балансируя на острых каблуках. «Коромысло. — Алей улыбнулся. — Коромысла не хватает…» Девушка медлительно, осторожничая, спустилась по крутым ступенькам.

Тогда Алей окликнул её:

— Ляна!

Поляна обернулась и ахнула.

Круглое нежное лицо её залилось румянцем, руки дрогнули. Поставив сумки прямо на землю, она прижала ладони к щекам и вскрикнула:

— Алечка!

Алей приветственно поднял руку. Он немного недоумевал.

— Алечка! — полушёпотом повторила Поляна.

И кинулась к нему на подворачивающихся каблуках.

Пышногрудая, крутобедрая, она чуть не снесла его с ног, с разбегу кинувшись ему на шею.

— Алечка, Алечка, миленький, — частила она, чуть не плача от счастья, — получилось, получилось, всё как ты говорил вышло! Всё правда! Спасибо-спасибо-спасибо тебе, как же мне тебя благодарить!..

— Что? — испуганно вымолвил Алей.

— Ты самый лучший на свете друг!

— Ляна, да объясни же…

Поляна крепко поцеловала его в щеку, чуть отстранилась и вытерла навернувшиеся слёзы.