— Так ты меня тренировал, — медленно проговорил Алей.
— А ты не догадался, что ли?
— Догадался, — соврал Алей и помрачнел, хотя более мрачным, казалось, стать было нельзя.
— Не грусти, — сказал ему невозможный и непостижимый отец, — а то прыщи будут. Слушай вот лучше. Эх, жаль, гитары нет!
И он негромко, вполголоса, запел:
Великий хан пел, а ветер всё усиливался, и низкие облака расходились, оставляя только сияющее белое полотно в вышине, так похожее на небо Старицы. Дождь кончился, рассеивался туман, всё явственней становились очертания войска, готового к бою. «Пойдём быстро и ударим с разгону, — сказал хан. — Первый вал должен смыть передовой полк». Алей почти не слышал его. Слова сливались с гудением ветра. Море Имён, последнее море, совокупность и источник любых понятий, любых явлений… тихий, чистый безлюдный пляж с жемчужно-белым песком и причудливо извитыми раковинами, ласковый прибой, пенные гривы волн. Серебряные рельсы проложены прямо по песку. Нефритовая Электричка, достигнув места назначения, замедляет ход. Многорукие, клыкастые, с кроваво-алой кожей, в ожерельях из отрубленных голов дакини выходят из неё и преображаются в прекрасных благих духов. Олицетворения Пустоты, которая сама лишь одно из частичных воплощений Моря…
Отец велел Улаану-тайджи отправляться к своему тумену. Спускаясь с кургана, Алей ощутил, как задрожала земля, когда десятки тысяч лошадей одновременно сорвались с места.
Глава 10
Линкообмен
Всей битвы Улаан не видел. Его тумен шёл в бой с третьим валом Орды, а Хурамша-нойон меньше всего хотел докладывать повелителю о гибели наследника. Закованный в золочёную персидскую броню, окружённый нукерами, Алей смотрел на поле сражения со стороны, поднявшись на невысокий увал. Доспех оттягивал плечи. Лук в саадаке и меч в ножнах дразнили, тянули руки к себе. Желания Улаана-тайджи и желания Алея Обережа вновь противоречили друг другу: один страстно стремился в гущу битвы, другой хотел бы этой битвы никогда не видеть. Конфликт прерываний стал острее, чем когда-либо. В глазах темнело. Алей стискивал зубы, натягивал поводья так, что жеребец мотал головой и пятился. На поле боя трудно было различить что-либо даже намётанным взглядом Улаана-тайджи. Он понял только, что передовой полк так и не удалось сшибить одним ударом. «Летена так просто не одолеть»… — и тут мысли Алея снова смешались, он подумал с досадой монгольского царевича: — Что он им сказал? «Ни шагу назад?» — опомнился и впился ногтями в ладони.
Когда он впервые увидел русский строй, длинник пехоты показался ему ослепительно-белым, он точно лучился светом. Невозможно ровным и ярким был ряд червлёных щитов, перегородивших поле. Нереально для Средневековья. Вообще нереально. Даже не фильм — мультфильм какой-то, притча, сказание. «Это ненастоящее, — вспомнил Алей отцовские слова и растерянно прибавил, возражая далёкому Ясеню: — Но люди живые, папа. Сталь настоящая. И кровь…» Потом он вспомнил почему-то о Пересвете и Челубее. Конечно, то была легенда; но коль скоро они находятся в пространстве сказки, странно, что обошлось без сказочного поединка. Ясень Обережь, великий хан Гэрэл неудержимо рвётся к своей фантастической цели и может отказаться от зрелищности, если считает нужным…
Алей на мгновение закрыл глаза.
По крайней мере, Иней был далеко отсюда. Он остался в лагере.
Не дожидаясь второй атаки, передовой полк слаженно отступил. Монгольская конница врезалась в полк левой руки, оттесняя урусутов к реке, — и откатилась, осыпанная градом стрел. Гремели боевые трубы. Далеко, очень далеко, не то за линией страшной рубки, не то в самой этой линии, вспыхивали золотые и серебряные блики, словно маленькие молнии лайфхакерских инсайтов. «То князья и бояре, — думал Улаан, — их драгоценные доспехи». Чёрные и алые знамёна с ликом урусутского бога высились ещё дальше. Пока угрозы им не было. Только чёрные стрелы падали изредка на излёте под копыта княжеских скакунов.