— Зачем ты всё это затеял? — убито спросил он после паузы. — Ну пускай тебе что-то нужно. Зачем так развлекаться? Зачем людей убивать?
— Историческая необходимость, — сказал Ясень, и по голосу его нельзя было понять, серьёзен он или по обыкновению извращённо шутит. — А по правде-то я самый гуманный и цивилизованный человек. Если есть возможность убить одной стрелой двух куропаток, с чего бы её упускать?
— Двух? Я не понимаю. Ты хочешь уничтожить Летена, но как это поможет тебе попасть к Морю Имён?
Ясень впервые взглянул на сына: коротко, насмешливо блеснули узкие чёрные глаза.
— Во дурака родил, — удручённо сказал он. — Ты о чём все эти дни думал? С гаремом баловался? Ну да, когда тебе ещё целый гарем выдадут, пущай и немытый. А ещё меня попрекаешь развлечениями. К Морю Имён, Алик, поведёшь меня ты.
— То есть как?
— Так же, как водил Воронова за мной, — сказал Ясень и подпёр рукой подбородок. — У тебя неплохо получалось. Видишь ли, я могу выйти к Реке, но не дальше. Чтобы добраться до устья Реки, нужен лоцман. Я пробовал добраться на Нефритовой Электричке, но не смог. Очень страшно. Особенно когда просыпаются проводницы.
— Папа, — оторопело выговорил Алей, — ты о чём вообще?!
— О дакини, — как ни в чём не бывало пояснил Ясень. — Проводницы Нефритового Экспресса — дакини.
Алей отвёл взгляд.
Он толком не понимал, чьё это знание — Улаана ли, сведущего в мифологии буддизма, или его собственное, он и об этом тоже где-то читал… Дакини, буддийские богини-демоницы, невыносимо страшные обликом танцовщицы Пустоты, пожирательницы плоти. Они являются к ступившему на путь Просветления, чтобы помочь избавиться от иллюзий и от привязанности к сансаре, прекрасной сансаре, полной дождя и тумана, огня и железа, душистых цветов и сладкого женского смеха…
Проводницы Нефритового Экспресса.
— Там спальный вагон только один, — сказал Ясень. — Но когда они просыпаются, это становится неважно… Серебряные рельсы, яшмовые шпалы. В конце пути они идут прямо по пляжу Последнего моря. Как в Феодосии. Но я пришёл к выводу, что проще найти лоцмана и проплыть по Реке.
Алей кривовато ухмыльнулся.
— Дакини не выдают белья?
— И чая не приносят, — подтвердил Ясень. — Кстати, к вопросу избавления от иллюзий. Алик, ты должен был по крайней мере понять, что это всё ненастоящее.
Он широким жестом обвёл степь от горизонта до горизонта. Всё попало под этот простой и немыслимый приговор — небо, земля, трава, закутанная в туман река, тысячи людей и коней. Ясень стал серьёзен и спокоен, и озноб пробрал Алея до костей. Смутно вспоминались былые странные подозрения и неуместные догадки. Они подталкивали бы к выводу, наводили бы на мысли, если бы…
Нет.
Невозможно в принципе.
— Ненастоящее — в смысле майя-иллюзия? — на всякий случай уточнил Алей.
— Ненастоящее в прямом смысле. Настоящего кровопролития таких масштабов я бы, пожалуй, не осилил. Говорю же — я самый гуманный цивилизованный человек.
— Папа, — безнадёжно начал Алей, — но люди — живые…
— Хватит, — оборвал его Ясень. — Должен же хоть кто-то говорить с тобой не загадками, пусть это буду я. Ты в курсе, что вода Реки Имён по сути является информацией — символами, понятиями et cetera. Вода Моря Имён — тоже. И сами Река и Море суть символы. У символов есть воплощения. Поскольку Река и Море — обобщения высочайшего порядка, то их воплощения могут быть как реальными, как и мифологическими. Шаманская река Энгдекит, текущая из Верхнего в Нижний мир. Небесный и подземный Нил. Реальные Нил, Ганг, Хуанхэ, Волга. Само время, кстати, тоже проявление Реки Имён. У неё так много проявлений потому, что она ближе к вещному миру и к человеческому сознанию. Попасть к ней сравнительно легко. Море Имён неизмеримо дальше. Эта сущность — надчеловеческая. Нечеловеческая. Разные философские понятия вроде вечности и бытия — только её частичные проявления. Если при определённой подготовке можно поплыть по Нилу и доплыть до Небесного Нила, то попасть к Морю практически нереально. Единственное условно-доступное его воплощение — это Последнее море монголов. Римское Mare nostrum не годится. Я проверял.
Алей слушал молча. Что-то он понимал, что-то — нет, но недостающие детали одна за одной встраивались в систему.
Ясень замолчал и внимательно посмотрел на сына.
Алей глядел мимо отца — вдаль, в туман, туда, где голубовато-белая дымка незаметно переходила в облака. Странная иллюзия преследовала его: казалось, что земля под ногами греется и гудит. Там, внизу, мчались, медленно пробивая себе путь к поверхности, огненные и железные адские реки…
— Дойдя до Последнего моря, — сказал Алей, слыша себя будто со стороны, — ты попытаешься уплыть по нему в Море Имён?
— Не совсем так, — сказал Ясень. — Во-первых, я не попытаюсь, я уплыву. А во-вторых, ты поведёшь меня.
— А если я откажусь?
— С чего бы? — вдруг улыбнулся Ясень. — Можем Иньку с собой взять.
— Иньку мама ждёт. И друзья.
Ясень фыркнул.
— Ты о времени беспокоишься? Не беспокойся. Время здесь отдельное, можно подвинуть. Ну-ну-ну, Алик. Зря я тебя, что ли, тренировал?