– Где Роб и Рут? – небрежно спрашиваю я и, схватив термос, начинаю возиться с чаем.
Лицо Мора мрачнеет.
– Лихорадка уже сказывается.
Я краснею от острого чувства вины. Меня лихорадит так же, как наших чудесных хозяев. Я завтракаю и сплю в их постели, как Златовласка, а они тем временем умирают от болезни, которую я же и принесла в их дом.
Всадник подходит ближе, наблюдает, как я завариваю чай.
– Я понял, что такое алкоголь, но не могу понять кофе и совсем не понимаю чая, – говорит он, не догадываясь о моих мыслях.
Я пожимаю плечами.
– У него слишком
– А ты что, пил его? – я удивленно поднимаю брови и подношу к губам чашку.
Он морщится.
– Прошлой ночью, когда ты пошла спать, Рут и Роб настояли, чтобы я попробовал.
Я возмущенно хмыкаю.
– Им, значит, ты позволил уговорить себя на чай, а от меня даже горячего шоколада не принял?
Вот гад.
Мор хмурится.
Я делаю еще глоток чая, чтобы скрыть улыбку. Разговор совершенно обычный, но рука с чашкой подрагивает.
Слова, сказанные им ночью, словно окутывают меня, окружают. Я просто не могу сейчас держаться с ним как ни в чем не бывало. Ох. Нервничаю.
Смотрю на приготовленный для меня завтрак. Болезнь Роба и Рут с одной стороны и внимание Мора с другой… От одной мысли о еде сводит желудок.
Повинуясь импульсу, я подбегаю к нему и целую в губы.
Мор обнимает меня за талию, привлекает к себе, и мой легкий и быстрый поцелуй превращается в долгий и страстный.
Не хочу бороться с собой и на несколько долгих секунд полностью растворяюсь в поцелуе. Но на середине пути прихожу в себя.
Я отстраняюсь, сгорая от стыда. Кончится ли это когда-нибудь, или так и будет тлеть день за днем, город за городом, пока весь мир не сгорит дотла, и не останусь только я?
Все еще глядя на мои губы, всадник подходит ближе, готовый продолжить.
Я кладу ладонь ему на грудь.
Он смотрит вниз, на мою руку.
– Следует ли понимать это так, что ты больше не хочешь моей любви, которой добивалась минуту назад?
Стоит ли ответить честно?
– Мор, я… я не могу делать это здесь. Сейчас, когда в соседней комнате умирает пара стариков. И умирают они из-за тебя. – Я откашливаюсь. – Мне пора, надо позаботиться о Робе и Рут.
Мор смотрит в сторону их комнаты, его лицо искажает боль. Не говоря ни слова, он выходит из дома. Звук захлопнувшейся за ним двери еще долго висит в воздухе.
Глава 32
На этот раз, когда я ухаживаю за пожилой парой, Мор решается мне помочь. Он трогательно неловок и больше мешает, чем помогает, но очень старается, и этого мне достаточно.
Конечно, дело не только в том, что Мор плохо справляется с поручениями. Он ходит за мной хмурый, угрюмый, и с таким же видом помогает старичкам сесть в постели, чтобы они могли хоть немного поесть. Всякий раз, когда Роб его благодарит, а Рут ласково касается его руки, всадник мрачнеет еще больше.
Не знай я, что такое вряд ли возможно, сказала бы, что всаднику неприятно наблюдать, как чума уносит эту пару.
Под вечер второго дня (вот уже несколько часов, как Мор ушел из дома и до сих пор не вернулся) я слоняюсь по дому и захожу в комнату Роба и Рут. Они лежат рядышком, повернувшись друг к другу и взявшись за руки. Глаза у обоих закрыты. Судя по их коже – и по запаху – нарывы на их телах уже начали вскрываться.
– Господи, мы молим Тебя, даруй всаднику хоть немного душевного покоя, он так страдает от своей жестокой миссии, – говорит Роб слабым надтреснутым голосом. – И еще молим Тебя дать сил Саре, девушке, которую Ты привел к нему и сделал его соратницей. Она стойко несет служение, доверенное ей Тобой, и исполняет это с достоинством, но все же ей очень непросто в этих обстоятельствах…
Дальше я не слушаю. Струсив, выскальзываю потихоньку за дверь. Их доброты и так было слишком много, но это уже чересчур.
Молятся за Мора. Это же просто смешно. Они молятся за единственного из всех, кому не страшен гнев Божий.
Слышу, как открывается входная дверь и входит Мор. Ведь мог же он вернуться в другое время, но нет же, словно подгадал – ни раньше, ни позже.
Он тихо входит в комнату для гостей и видит меня сидящей на краю кровати. Мои плечи дрожат, лицо закрыто руками.