Мор

Чем ближе мы к мегаполису, тем мне страшнее. Вот-вот произойдет нечто ужасное. Я это чувствую, как чувствуют приближение грозы, когда сам воздух напитан этим предчувствием.

Как и Ванкувер, Сиэтл начинается не сразу. Мы сначала проезжаем по сонному предместью, оно уступает место другому, заселенному немного плотнее. Потом еще одному. Меня охватывает дежавю – полное ощущение, что это все те же пригороды Ванкувера.

Мор крепче обхватывает меня за талию. Тоже что-то почувствовал? Воздух наэлектризован, напоен запахом насилия.

Я кутаюсь в куртку. Чем дальше на юг, тем ситуация все более угрожающая. Будет только хуже. Портленд, Сан-Франциско, Лос-Анджелес… Кошмар Ванкувера будет повторяться снова и снова. Возможно, что мы когда-нибудь доберемся до западного побережья, но для этого придется пересечь всю страну.

Тени уже начинают тянуть по земле свои тонкие пальцы, когда Мор сворачивает с шоссе, направляя коня в район, застроенный обшарпанными домиками. Вид у этих домишек такой, словно они, обессилев, расположились здесь доживать последние дни.

По безмолвной команде Мора Джули трусит по аллее к неосвещенному дому, стуча копытами по растрескавшемуся бетону. Стены дома покрыты выцветшей и облупившейся бледно-зеленой краской.

Мы подъезжаем к двери, и Мор с грохотом соскакивает на землю. Он небрежно дергает дверную ручку и распахивает дверь.

Не успев спешиться, я замечаю тусклый свет масляной лампы. Свет идет изнутри, и источник его расположен низко. Сквозь дверной проем виднеется диван, на нем лежит старушка с коротко остриженными седыми волосами. В руках у нее книга, очки забавно сидят на кончике носа. Забыв о книге, она смотрит на нас.

Жуть, теперь мы вломились в дом к чьей-то бабушке. Стоило понадеяться, что ужасы позади, как вот вам – еще один.

– У нас нет ничего ценного, уверяю вас, – голос старушки звучит на удивление ровно, учитывая, что в ее жилище только что было совершено вторжение.

– Мне не нужны ваши вещи, – говорит Мор, – Я нуждаюсь в вашем гостеприимстве.

Женщина с любопытством щурится, рассматривая всадника. Отложив книгу, она поднимается на ноги. Возраст придал ей мягкость и округлость, но при этом чувствуется внутренняя сила, таящаяся в ней.

– Рут, – раздается в глубине дома слабый, с хрипотцой голос, – кто там?

Э-э, он пропустил самое интересное и не заметил, как мы ворвались в дом?

Рут долго не отрывает глаз от Мора, переводя взгляд с лука и колчана на его корону, и останавливается, наконец, на его лице.

– Мне кажется, что это один из Четырех Всадников, дорогой, – Рут смотрит на меня. – И он привел к нам свою подругу.

– Что? О чем ты?.. – слышатся дребезжащие восклицания.

Рут быстро оправляется от шока, произведенного нашим появлением, и начинает суетиться.

– Сейчас, сейчас, вы же, наверное, замерзли. Входите скорее – и ради Бога, закройте за собой дверь.

Мор в недоумении таращится то на Рут, то на оторванную дверную ручку у себя в кулаке. Я толкаю дверь, и она закрывается.

Рут уже хлопочет вокруг меня, помогая снять куртку. Она сжимает мои пальцы в своих сухих ладонях.

– Батюшки, девочка моя! – восклицает старушка. – Холодная, как ледышка. Так и умереть недолго. – Рут поворачивается к Мору и укоризненно цокает. – Стыдитесь, разве можно было так ее морозить.

Шокированный всадник не находится, что сказать, а я пытаюсь не хихикать. Ему точно еще никогда не доводилось встречать милых заботливых старушек.

К этому времени до нас успевает добраться и старик. Выйдя из коридора и увидев нас, он останавливается, как вкопанный.

– Господь всемогущий! – он прижимает руку к сердцу, глядя на Мора. – Так ты не шутила, Рути.

Он опасливо шагает вперед, жадно устремив глаза на всадника.

– Это правда, вы настоящий?

Мор вздергивает подбородок, но выражение его лица не вызывающее, а скорее озадаченное.

– Разумеется, я настоящий, – спокойно отвечает он.

Старик испускает хриплый торжествующий вопль.

– Вот это да! Будь я проклят! Входите, садитесь, Mi casa es su casa, – говорит он.

Более дикой ситуации я и представить не могу. А учитывая несколько последних недель моей жизни, это кое о чем говорит.

Мы оба послушно проходим за радушными хозяевами в кухню, причем Мор – значительно более неохотно, чем я. Он поглядывает на стариков с подозрением, не снимая руки с лука. Он явно не ожидал подобного радушия и не знает, как себя вести. Признать честно, я и сама растеряна.

Рут торопится к плите, ставит чайник, а ее муж жестом приглашает нас к расшатанному деревянному столу.

– Прошу, вы, наверное, устали с дороги, – он выглядывает в окно. – Скверная погода для путешествий.

Опускаясь на предложенный стул, я чуть не плачу. Как же давно я не видела от людей ничего похожего на искреннюю заботу. Надо же, я, кажется, успела забыть, что так бывает.

Старик, прихрамывая, спешит в другой конец кухни, где Рут достает нам кружки.

– Садись, дорогая, я сам, – говорит он.

Рут негодующе фыркает.

– Это тебе нужно посидеть, – ворчливо отвечает она. – Перетрудишь колено, и ночью оно будет тебя мучить.