Читаем Мор полностью

Мор

– Значит, ты хотела его убить?

Я слышу по голосу, что в ее голове зреет план.

Я поворачиваюсь к ней. Ее глаза покраснели и опухли, а щеки такие яркие, словно ей только что надавали пощечин.

– Это не сработает, – говорю я.

– Что не…

– Попытка избавиться от него, чтобы спасти свою семью. Если ты думаешь, что он и вас избавит потом от смерти, как сделал со мной, я тебе повторяю, это не сработает. Меня он взял с собой, но убивает всех, кто тоже пытается с ним покончить.

Она заглядывает мне в глаза.

– Но почему он пощадил тебя?

Я развожу руками.

– Не знаю.

В смысле, он продолжает твердить, что я должна страдать, но прошла уйма времени с тех пор, как он действительно заставлял меня страдать.

– Значит, надежды нет? – настаивает она. – Нет никакого способа помочь моей семье?

– Он не знает пощады, – отвечаю я.

Но так ли это? Он чувствует ненависть и вожделение, возможно, он даже раз-другой чувствовал сострадание…

Амелия трет глаза.

– Я не могу смотреть, как мои дети умирают. Разве ты не понимаешь? Я дала им жизнь. Я носила их внутри, потом на руках. Все эти годы я их защищала, оберегала – поэтому, если есть хоть какой-то способ спасти их, хоть какой-нибудь, умоляю, скажи мне.

И снова скорбь охватывает меня, вонзается острыми когтями. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь с ней справиться, стану ли бесчувственной к боли и страданиям других.

Ее глаза ищут мои.

– Что ты сделала, чтобы… заключила какую-то сделку или?..

Я сглатываю. Думаю, я понимаю, каково ей сейчас.

– Амелия, если бы я могла хоть что-то сделать, я бы сделала, – если бы я могла своим телом заплатить всаднику за жизни, то сделала бы это с радостью. Но это не сработает.

Из одного ее глаза скатывается слеза.

Я беру ее за руку.

– Тебе лучше пойти в дом…

– Да какая разница? – резко говорит она, и теперь в ее голосе слышится отчаяние.

И то верно, хотя вслух я этого не скажу. Вместо этого, приобняв Амелию за плечи, я веду ее в дом, в спальню.

– Отдохни, – говорю я ей в дверях. Ника нигде не видно. – Я принесу тебе и мальчикам воды.

По пути в кухню я вдруг обращаю внимание на зловещую тишину в доме. Не знай я, что это не так, могла бы подумать, что я здесь одна. Только проходя мимо спальни одного из сыновей я слышу за закрытой дверью отрывистые мужские рыдания. Мне не нужно заглядывать в комнату, чтобы понять, что плачет Ник, сломленный горем.

Едва я успеваю добраться до кухни, хлопает входная дверь, и слышатся тяжелые шаги Мора во всей амуниции. При этом звуке мое идиотское сердце замирает. Не нашедший выхода гнев на всадника – это мука. Мучительная, кровоточащая боль.

Мор входит, когда я вынимаю из шкафа стаканы. Подойдя сзади, он откидывает мои волосы, нежно целует меня в затылок и не сразу отстраняется.

На мгновение я забываю обо всем. На долгое мгновение.

– Ты позволяешь ему себя лапать?

Вздрогнув от голоса Ника, я едва не роняю стаканы. Резко поворачиваюсь к двери, не глядя на всадника.

Ник стоит на другом конце кухни, у него блестят глаза – признак начинающейся лихорадки. Ох, сколько же отвращения в его взгляде!

Я неохотно перевожу глаза на Мора, на лице которого (редкий случай) нет обычного отрешенного выражения. Всадник кажется ранимым, бесхитростным и даже немного неуверенным в себе.

Мы переглядываемся, и я понимаю: он думает, что сделал что-то не так.

Это трогает меня.

Я касаюсь его лица.

Все нормально, хочется мне сказать ему.

– Блин, поверить не могу.

Я снова смотрю на Ника. Он болен и слаб, но в здравом уме, а в глазах чистая, незамутненная ненависть.

– Я думал, может, ты просто двинутая, – говорит он, – это, конечно, тоже хреново, но…

Мор встает между нами.

– Не искушай судьбу, Ник, – говорит он, перебивая мужчину. – Надеюсь, ты помнишь, что я тебе сказал.

Ник пронзает меня взглядом, показывающим, что этим дело между нами не кончено, но молча ретируется в коридор.

Я перевожу дыхание. Мне надо идти, отнести воды его жене и сыновьям, а это означает неизбежную встречу с Ником.

– Всякий раз, когда тебе удается пошатнуть мою уверенность в человеческой порочности, находится человек, который напоминает мне, почему я должен истребить ваш род, – говорит всадник.

На это у меня есть сотня возражений, но я не собираюсь их перечислять.

– Нам надо уходить, Мор, – говорю я вместо этого. – Нам здесь не место.

Не тебе здесь не место, а нам.

– Нет, Сара. Мы останемся здесь, пока дело не будет сделано.

Он хочет, чтобы ты мучилась и страдала, даже теперь, когда ты показала ему расположение, обнимала его, целовала.

– Вот, значит, как?

– Ты моя пленница.

Ну и дура же ты, Берн – заботилась о нем, а ему-то на тебя наплевать.

Мои чувства к этому человеку и есть мучение. Страшное, убийственное мучение.

Поворачиваюсь к Мору:

– Если так, держись тогда от меня подальше.

Мор – враг. Мне нельзя ни на минуту забывать об этом.