Да я просто бездонный источник гребаной жизнерадостности. Впрочем, я ничем не мог ей помочь. Я не стану менять свои планы, лишь бы не ранить ее чувства.
Никс посмотрела на меня с прищуром, но, как ни странно, не похоже, что она собиралась разреветься.
– Моя жизнь не такая прекрасная, как ты думаешь, – настойчиво, с жаром прошептала она. – Начнем с того, что в детстве я не видела настоящей любви. Здоровых отношений между мужчиной и женщиной. У тебя хотя бы были Спэрроу и Трой. А мое детство проходило среди бесконечных ссор со швырянием предметов и долгих отъездов родителей, когда они по несколько месяцев проводили в Европе вместе или по отдельности, оставляя меня с нянями.
Я смотрел на нее безучастным взглядом, демонстрируя, что она едва ли вызывала во мне достаточно жалости, чтобы у меня возникло желание встать и принести ей пачку бумажных салфеток.
– А потом, когда мне было семнадцать, я потеряла одного очень дорогого мне человека довольно… жестоким образом. – Она с трудом сглотнула и огляделась вокруг, будто ей вдруг стало не по себе.
Я не стал спрашивать, кто это был.
Правило номер один: не привязываться. Это мешает мыслить здраво.
– Что еще расскажешь? – Я зевнул, откинулся на спинку дивана и демонстративно глянул время в телефоне.
– Мой первый раз… – Она замешкалась, прикусив нижнюю губу. Ее слова пробудили во мне интерес, и я вдруг сел прямо. – Я лишилась девственности со своим профессором.
– И сколько ему было?
– Сорок один.
– А тебе?
– Девятнадцать.
– Это…
– Мерзко? – Она печально улыбнулась, и ее глаза снова заблестели от слез. Я бы ответил, что это «охренеть как горячо», но, ясное дело, теперь такой ответ был не в тему. – Да, я знаю. А хочешь знать, что самое мерзкое?
– Я думал, что уже знаю. Ему был сорок один год.
Эшлинг одарила меня усталой улыбкой.
– Спустя три недели после того, как мы с ним начали спать, я узнала, что у него есть жена и ребенок. Понимаешь, он не носил обручальное кольцо и жил один в многоквартирном доме на территории кампуса. Он выглядел молодо и стильно и часто проводил время в компании студентов. – Она нервно ковыряла кожицу вокруг ногтя. – Я хотела лишиться девственности с опытным мужчиной и знала, что он как раз такой. Мы продолжили видеться после того, как впервые переспали. Пока однажды он вдруг бесследно не исчез. Перестал отвечать на мои звонки. Просто взял и уехал. Даже не доработал до конца учебного года. Мне нужно было закрыть для себя этот вопрос, поэтому я нашла его. А заодно выяснила, почему он уехал. Из-за меня. Потому что его жена, которая преподавала в другом университете в паре штатов оттуда, обо всем узнала и за уши притащила его обратно домой. Узнав его новый адрес, я совершила ошибку: приехала туда и постучала в его дверь.
Плохое решение. Но у меня был богатый жизненный опыт, а Эшлинг жила в защитном коконе. Конечно, она хотела получить ответы, обрести чувство завершенности и прочую чушь, какую описывают в книжках.
– Дверь открыла его жена и швырнула в меня телефон, по которому он мне звонил. Начала кричать на меня на глазах у всех соседей, называя шалавой, разлучницей и избалованной дрянью. Сказала, что моя мать шлюха и всем в Америке известно: все ее дети не от Фитцпатрика. А потом пообещала сообщить во все больницы Бостона о том, что я сделала. Это было унизительно. Тем более, я даже не знала, что этот мужчина был женат.
– Поэтому ты не пыталась устроиться в местную больницу? – спросил я.
Эшлинг прикусила нижнюю губу, отрывая все больше омертвевшей кожи возле ногтя.
– Отчасти. Возможно. Я не знаю. В любом случае, это не единственная причина. С тех пор я еще больше ограничила общение с мужчинами.
– Хорошо, – невозмутимо ответил я. – Мы все сволочи.
В воздухе повисла тишина. Я хотел, чтобы она ушла. Она ничего не расскажет мне об отношениях ее родителей или о Джеральде. Все это бессмысленно.
– Расскажи мне что-нибудь личное. – Она прижала щеку к плечу. – Хоть что-нибудь, Сэм. Мне от этого станет легче. Пожалуйста.
– Эшлинг, тебе пора.
– Почему?
– Потому что это ни к чему не приведет. Мы трахнулись. Это было ошибкой. Тебе пора жить дальше. Чего бы ты ни ждала, уверяю тебя, этому не бывать. У меня нет ни души, ни сердца, ни совести. Да, мы повеселились, но для меня все женщины одинаковы. Я никогда не предпочту тебя всем прочим. Если ты думаешь, что для твоей матери брак с Джерри – сущий кошмар, то представь своего отца в его худшем проявлении и продолжай представлять дальше. Это буду я.
И тогда это, наконец, произошло.
В конце концов, она заплакала передо мной.
Проронила всего одну слезу. Та скатилась по щеке, сорвалась с подбородка, словно с обрыва, и упала ей на колено.
– Да чтоб тебя, женщина, – процедил я и отвел взгляд, чувствуя… просто
Всего один раз.
Первый и последний раз я уступлю этой раздражающей женщине. Не более.
Я встал, схватил бутылку виски за горлышко и, сделав щедрый глоток, начал расхаживать по комнате.