Мономашич. Мстислав Великий

Во Владимире было неспокойно. Ярославец успел стянуть кое-какое ополчение и вооружить народ, но видно было, что люди неохотно стоят на стенах. Лето катилось к концу, в полях поспевал урожай, и его сейчас топтали Мономаховы кони. Одна радость — что не призвали на подмогу половцев. Эти вовсе превратили бы окрестности в пустыню!

Осада была вялой. Лучники той и другой стороны только пересылались стрелами. Однако Ярославец чувствовал уверенность ополчившихся на него князей. Мономах всем своим видом давал понять, что остановился тут надолго. Его дружины то и дело ходили в зажитье, весь урожай достанется ему, а в самом Владимире без подвоза хлеба недалеко и до голода!

Притихнув, сидел князь в своих покоях, не желая никого видеть. Что делать? Бояре в палаты почти не заезжают, затворились в своих теремах. Жена Елена, после того как сунулась один раз и попала под горячую руку, тоже на глаза не показывается. Слуги шарахаются и боятся лишний раз вздохнуть. Все понимают, что князь загнан в угол.

Тихо скрипнула дверь. Ярославец встрепенулся, рука привычно потянулась к поясу за мечом, но это был сын Вячеслав. Светловолосый кудрявый юноша очень походил на своего дядю по матери — только тонкий нос и тёмные глаза были отцовы. Как отец был и гибок в кости.

   — Чего ещё? Мономах на приступ пошёл? — нелюбезно приветствовал сына Ярославец.

Вячеслав твёрдо взглянул на отца. Он был единственным, кто в эти странные дни не боялся волынского князя.

   — Там... бояре собрались. Тебя ждут.

Ярославец нехотя поднялся. Идти отчаянно не хотелось. Он понимал, зачем пришли бояре, и желал лишь одного — чтобы всё поскорее кончилось.

   — С чем явились?

   — Говорить хотят.

   — Небось, будут с Мономахом меня мирить? — Вячеслав промолчал. — А сам-то ты как мнишь, сыне? Покориться мне Киеву аль нет?.. Чего глаза низишь? Я сам — сын великого князя, а ты — Князев внук. Ты в Киеве рождён, мой старший сын. Стол золотой — он мой и твой по праву рождения. А Мономах жаждет отнять у нас право на власть! Ты этого хочешь? Стать как изгои-Ростиславичи? Сидеть на окраине и мечтать лишь о том, чтобы у тебя не отняли кусок хлеба?

Сын насупился и молчал, пережидая гнев отца. Он привык к тому, что тот то и дело срывался, — отбуйствовав, Ярославец всегда старался задобрить сына, чтобы не держал зла. Вот и сейчас, выпустив пары, князь тяжко вздохнул:

   — Поди к ним. К боярам. Пусть ждут.

В гриднице, куда он вступил малое время спустя, его встретили внимательно-настороженные взгляды. Ярославец привычно обежал глазами собравшихся. Не было Захара Сбыславича и Ратимира Прокопьича — местного волынского боярина, который пристал к Святополку Изяславичу ещё двадцать лет назад, когда тот впервые посадил на Волыни своего сына, Мстислава. Прочие были тут, но радости в этом не было.

   — Что уставились? — нелюбезно начал Ярославец. — Небось уже с Мономахом гонцами переслались — мол, приходи и бери голыми руками? А? А не то и вовсе отбежать от меня вздумали?

   — Княже, — старый Василий Гостяныч, служивший ещё Святополку, поднялся с места, — тебя мы не бросим, тебе людей давали. А только не дело это — со всей Русской землёй ратиться. Промысли — ныне Владимир Мономах великий князь. Все за него стоят — и черниговские князья, и червенские. Негоже нам против них встать. Как бы хуже не было.

Остальные бояре нестройными голосами поддержали Гостяныча.

   — Велите Мономаху сдаться? Под руку его идти? Я сын великого князя! Мне не к лицу под чужой рукой ходить! Под его руку встану — чести лишусь.

   — А супротив — и самой жизни, — проворчал Василий Гостяныч.

   — Ты это чего? — Ярославец аж зашипел. — Крамолу на меня куёшь? Князю своему угрожаешь?

   — Послушай, княже...

   — Слушать ничего не хочу! — рявкнул князь. — Пошли вон! Не слуги вы мне, а предатели и лихоимцы! Вон!

Василий Гостяныч встал первым. Лицо его было белым, взгляд нарочито спокоен, словно он давно уже принял решение и сейчас только укрепился в нём. Медленно отвесил поклон и направился к выходу. Вслед за ним ушло ещё двое бояр, но остальные остались сидеть, словно примёрзли к лавкам. И сидели ещё после того, как, стихнув после новой вспышки гнева, Ярославец ушёл к себе.

Но делать было нечего, и на другой день он послал-таки гонца в стан Мономаха. Владимир Всеволодович с радостью выслушал посланца волынского князя. Он был уверен, что сила переломит силу. Точно так же в прошлом году заратился было Глеб Минский — но стоило ему увидеть, как садится на землю ждать конца осады киевский князь, дрогнуло сердце и пришёл сдаваться. А ведь тогда стоило Всеславьичу кликнуть на подмогу братьев — и быть беде. Увязла бы Русь в усобице, а её, обескровленную, половцы и ляхи захватили бы в два счета.

Гордый встречал Мономах Ярославца Святополчича в своём стане. Тот прибыл с младшим сыном Юрием, четырёхлетним внуком Мстислава Владимирича, которого привёз на коне его пестун, боярин Гаврила.