Моногамия. Часть 1

Я настолько ошарашена этим советом, что у меня пропал дар речи. Придя немного в себя, говорю:

— Знаешь Марк, невероятные вы люди американцы, дарите направо и налево широченные улыбки, но не умеете ни дарить, ни принимать бескорыстную помощь, ту помощь и поддержку которая является священным долгом близкого человека, тогда, когда тот, кто ему дорог попал в беду. Вот и Алекс тоже может так никогда и не понять, как сильно обидел меня, оставив вместо себя свою квартиру мне в утешение… Он ведь наверняка до сих пор считает, что совершил правильный, красивый жест, и понятия не имеет, как я рыдала от обиды, и сейчас тоже, чувствую, разрыдаюсь, вспоминая об этом.

— Ты глупая, ты не понимаешь, у него очень, очень много денег, он очень богат, и всё это достанется тем в итоге, кто этого абсолютно не достоин!

— Зная Алекса, я уверена, что если у него и есть завещание, то в нём перечислены только те, кто действительно этого достоин. А что касается меня, я тебе попыталась максимально доходчиво объяснить моё отношение к этому вопросу.

— Я вижу доброты в тебе слишком много, а вот практичности совсем нет. Мы, американцы, умеем отключать чувства и эмоции тогда, когда это необходимо. А сейчас это необходимо, поверь, потому что жизнь не заканчивается здесь и сейчас, она будет продолжаться и после его смерти.

— А вы, практичные американцы, способны понять, что будет чувствовать настолько серьёзно больной человек, жаждущий жизни, тогда, когда его попросят добавить кого-то в завещание, особенно если этот кто-то вдруг окажется по-настоящему дорог ему и в такую сложную минуту не верит в жизнь, а верит в силу зелёного американского доллара? Если в нём и жила какая-то надежда, то эта просьба убьёт её окончательно, а вместе с ней умрут и все его шансы выкарабкаться из этого кошмара. Я верю! Нет, я знаю, что он выздоровеет, иначе просто не может быть! Не может этот мир существовать без него! Он вернётся, и будет таким же, как прежде, и станет отбивать у тебя девушек, потому что Алекс был, есть и будет самым красивым на этой Планете! А вы все будете охать, ахать, вздыхать и удивляться, и восклицать, какое же Чудо произошло! Не за деньгами я сюда прилетела через пол Земного шара, а за его жизнью! И знаешь ещё что? Если я берусь за какое-нибудь дело, то обычно довожу его до конца!

Меня уже полностью утопили рыдания, сдерживаемые регулярно от созерцания увядающего Алекса, его унизительной беспомощности, от беспросветного только ухудшения его состояния, хоть Тони и говорит, что пациент выздоравливает понемногу, но почему-то есть стойкое ощущение, что всё это просто слова, потому что всё то, что я все последние месяцы наблюдаю, говорит только об упорном ухудшении, настолько упорном, что в голову крадутся разные мысли уже, совсем не те, которые должны жить в ней. И вот эта возможность поплакаться кому-то в жилетку очень нужна мне сейчас! И я не упускаю её, но эта самая жилетка не унимается со своей миссией:

— Вот насчёт девушек ты зря так думаешь: мы с Алексом всегда находили общий язык в этом вопросе. И поверь уж кто-кто, а я его внешности никогда не завидовал, мне такое счастье не нужно. Не это в мужчине главное. Но, как я понял, в твоей голове одна только лирика и эмоции, поэтому я завтра заеду за документами и сам поговорю с ним на эту тему.

— Не смей! Я тебе завтра дверь не открою! И вообще ты сюда больше не войдёшь, понял!

— Вот послушай, что я тебе скажу: мне Алекс говорил давно, что ты живёшь в маленьком и старом доме, а мечтаешь о большом и новом. Ты не представляешь, как раздаёт он свои деньги направо и налево, и в каких количествах, дарит каким-то проходимкам квартиры и дома, только за то, что они в какой-то момент вовремя приласкали его и пожили с ним. Он совершает иногда настолько бредовые поступки, что я понять не могу, зачем? И вот он умирает, и ты рядом, не помощь твоя важна ему, а присутствие… Но он сейчас еле соображает, он даже не узнал меня сегодня! Он самый первый, кто больше всего огорчился бы, если бы посмотрел на всю эту картину трезвыми, здоровыми глазами! Это ему больше нужно, чем тебе, пойми ты, наконец! Ты обижаешься на него за ту квартиру? А ты знаешь, как обидно ему было, когда ты не принимала и возвращала его подарки, а ведь он всего лишь хотел любить тебя, и не знал, как показать тебе это, как достучаться до тебя, чтоб ты услышала его, наконец! Вот этот дом, по которому ты сейчас ходишь, он ведь построен был для тебя, а ты даже не захотела взглянуть на него!

Я вижу уже, что и у Марка глаза увлажнились, но он быстро совладал с собой. А я, уже буквально в истерике от услышанного, говорю:

— А каково, ты думаешь, мне будет тратить его деньги, зная, что его самого уже нет!? Больше совсем нет! Да пусть они сгорят лучше эти его деньги, я не прикоснусь к ним, и так и знай, даже если ты ему скажешь, и он что-то там изменит, я откажусь от всего официально. Так что нет никакого смысла в том, чтобы дёргать его и тревожить с этим идиотским вопросом!