Моногамия

Но главное не это, а то, что Алекс, как и я, ожидал конца, конца «нас», и это была заноза, которая жутковато ныла внутри. Я пыталась всегда успокоить себя, проговаривая, что я накручиваю себя, что никто не знает, что нас ждёт впереди, и что обычная жизнь до самой старости – самый вероятный вариант развития событий. Но после той мысли Алекса я поняла, что шансов на это у нас нет – беды будут происходить одна за другой пока, в конце концов, одного из нас не станет, и, скорее всего, это будет Алекс – слишком идеален и сладок этот мужчина, он словно воплощение всех самых сокровенных женских мечтаний, он – сборный образ лучшего из лучших мужчин, чтобы просто жить и доставлять своей жизнью удовольствие только мне одной…

Peter Bradley Adams - Be Still my Heart

Я заново вернулась к мысли родить Алексу сына. И поскольку мой муж, считавший беременность слишком опасной для моих почек, был категорически против, мне пришлось пойти на обман. Не стану описывать интимных подробностей этой аферы, но она удалась мне с блеском.

Мне 38 лет и я снова беременна. В последний раз. Алекс в бешенстве, ужасе, страхе и негодовании. Он зол на меня очень, но не говорит ни слова, не может, так как на мне печать беременной неприкосновенности. Мы консультируемся у Тони, Карлоса и лучших гинекологов в США, все они убедительно вещают в уши моего мужа о том, что риск есть, но американская медицина сможет надёжно держать его под контролем. И он успокаивается, и снова я в мягком, нежном облаке его заботы. Про этот огроменный бонус я и забыла, так давно это было, мои предыдущие роды … Так много времени прошло с той поры, столько событий произошло!

Но теперь Алекс другой, по-особенному сдержанный, спокойный, мудрый и взрослый. Часами он читает выкладки в сети о возможных патологиях в беременности и родах у поздно рожающих женщин. Это уже маразм полный, и я регулярно пытаюсь донести это до его сознания, но он не слушает, упорно изучает теорию и клинические случаи. Невольно вспоминаю, как он укрощал испанскую яхту Aquillo, и понимаю, что это бесполезно. С другой стороны, неплохо, если кроме американской медицины ещё и мой муж будет держать мою беременность под личным контролем.

Приближается День Рождения Алекса, ему исполнится 40 лет. Я предлагаю ему закатить грандиозную вечеринку дома или в ресторане, позвать всех его друзей, но он не хочет этого. Вообще он изменился очень, в последнее время у него появилась непреодолимая тяга к уединению от всех людей вообще, кроме нас, его семьи. Оказалось, его работа вполне может существовать и в строго отделённое на неё время, поэтому в девять он ещё дома, а в пять уже дома. Все выходные он тоже дома, и нам даже не пришлось ни о чём договариваться.

Алекс проводит много времени с детьми, очень много. Я вижу, что он спокоен, даже умиротворён. В нём нет ни безудержного счастья, ни бурлящих эмоций и страсти, как это было тогда, когда мы познакомились и когда только начали жить в браке, ни грусти и страха, как это было во всё последующее время. К нам почти никогда не приходят гости, за исключением Марка и ещё Марии и её детей. Мы стали жить тесно, узко, но от этого тепло, которое мы излучали, не растворялось больше в холодном воздухе без конца открывающихся дверей, а сохранялось внутри, и потому наш дом наполнился, наконец, уютом семейности…

Алекс хотел отпраздновать свой День Рождения только с нами. С нами, это со мной, всеми нашими детьми, Марком и его женой, и своей сестрой Марией, с которой теперь мы виделись намного чаще, как я всегда и желала. И никого из бывших друзей и знакомых, партнёров, прихлебателей, улыбателей и прочей рати. И это действительно был лучший его День Рождения, на каких мне довелось побывать. Мы обедали в ресторане на побережье в живописном и спокойном месте, тихом и элегантном. Взрослые дети бесконечным потоком, перебивая друг друга, рассказывали свои смешные, иногда непутёвые школьные истории, и мы все, без исключения, заливались смехом, в особенности, от действительно искромётных шуток старшего сына Марии Эндрю и моего Алексея, которого все здесь почему-то звали Алексом …

Тот День Рождения был по настоящему наполнен теплотой и душевностью, искренней любовью всех приглашённых друг к другу. Я видела, как сияет Алекс, он был счастлив, по-настоящему, не временно, а как-то по-особенному глубоко, казалось, все страхи наконец отпустили его, и он полностью отдался жизни, именно ею он и был теперь наполнен. Этого он и хотел всегда: семьи большой, дружной, тёплой, искренней, где все любят друг друга, берегут и заботятся так, как это было в его семье, той, которой он так рано лишился…

Когда настала моя очередь поднять бокал за здоровье моего супруга, я выбросила из головы заранее подготовленный лиричный и неизменно умный тост и ласково, душевно произнесла, глядя ему в глаза: