Моногамия

-Почему мяса? – смеётся он.

- Потому что мужчин надо кормить мясом, чтобы они хорошо работали.

- Разве я плохо работаю? – купает меня в своей улыбке, улыбаясь не только ртом, но и глазами.

-Ты работаешь замечательно, дорогой мой, но порядок - есть порядок! Мужчинам нужно готовить мясо. И побольше!

- Мне нравится, когда ты так говоришь!

-Как?

-Дорогой мой… Значит я тебе дорог?

-Конечно, дорог, но ты ведь и без слов прекрасно знаешь это!

- Знаю, но люблю слышать от тебя ласковые слова, которые так редки, что мне кажется иногда, ты не раздаёшь их бесплатно, а только за подвиги!

Мы смеёмся вместе, а муж мой, тем временем, меняет свою позицию с противоположной на более близкую ко мне. Я нарочно уселась напротив него, чтобы как минимум поесть спокойно самой, но главное накормить его, ведь, как я знала, если я буду рядом – он почти ничего не съест, будет гладить меня, обнимать целовать, всё, что угодно, но только не есть. Алекс вообще отличался отвратительным аппетитом, он ел всегда очень мало, и меня это удивляло, потому что тело его было невыразимо развито физически, он был скорее крупным мужчиной, нежели мелким. Но мне нравилось в нём то, что он не выглядел Стивеном Сигалом или Арнольдом Шварцнегром – он был существенно ниже и пропорционально своему росту уже, но в очертаниях собственного тела выглядел восхитительно крепко и развито, однако с определённой долей изящества.

Oscar & The Wolf - Where Are You

Алекс не сводит с меня глаз, не перестаёт улыбаться, его руки никогда не знают покоя, если я рядом, они либо держат мои ладони, либо гладят их, либо нежно обнимают мою талию, либо поглаживают мне спину, но никогда не совершают никаких сексуальных путешествий, если только мы не в душе или постели, и это опять безумно мне нравится в моём муже. Я знаю прекрасно, как велик соблазн для него как минимум положить свои руки мне на грудь, но он всегда сдерживает себя, контролирует – так научили его в детстве: быть сдержанным, воспитанным, тактичным, деликатным. Но его горячую природу не обманешь, и поэтому он часто, но мягко и робко, просит меня пойти с ним в постель, просит так, что я никогда не отказываю ему, даже если мне совсем не хочется или не можется.

Но это не про сегодня и не про сейчас: все утехи с водой я просто обожаю, словами не передать, сколько нежности выплёскивается из моего супруга в такие моменты. Ради них одних стоило приходить в этот мир, расти и учиться всему, чтобы потом однажды встретить Алекса и пережить радости бытия его любимой женщиной…

Мы нежимся в нашей огромной мраморной ванне-джакузи шестиугольной формы. Алекс выбрал её многие годы назад по итальянским каталогам, и приплыла она в Штаты из Турина специальным заказом, ведь уже тогда в своём воображении он рисовал картины своей счастливой семейной жизни со мной, не жалел денег, времени и других ресурсов, создавая для нас и наших детей этот грандиозный и лучший во всех отношениях дом…

Алекс просил помыть его, и я с наслаждением выполняю его просьбу: мои ладони ласково и нежно скользят по волнам его крепких, здоровых мышц, по его могучим плечам, широкой груди, где я с особым наслаждением ощущаю под кончиками своих пальцев невыразимо сексуальные упрямые короткие волосы… Я обвожу намыленными руками его изящные ягодицы, бёдра, колени, ступни, и лишь в самом конце возвращаюсь к обожаемому мной животу – этому участку уделяю особое внимание, и в этом фрагменте ритуала омовения мужа удовольствия больше для меня, нежели для него. Не выдерживаю натиска влечения, ложусь на его широкую грудь, прижимаюсь к ней своей обнажённой грудью, испытывая при этом невыразимое наслаждение, кладу голову на его плечо, целую его в шею и, очевидно, всё порчу этим, поскольку Алексу уже не до расплавленного неженья под моими ласковыми ладонями: он распахивает потемневшие глаза, и я шёпотом останавливаю его:

- Ещё голова! Голову не помыли! - и он сразу же сдаётся, покорно закрывая глаза обратно и расплываясь в сладкой улыбке, ведь голова и волосы - это самое его любимое место для ласк, и мне известно об этом, ещё со времён холодного февральского Парижа…

И я начинаю этот священный ритуал – опускаю его голову ниже к воде и поливаю волосы руками, смачивая их, затем сажусь на его бёдра, обнаруживая, что он уже в нетерпении, и начинаю, как всегда, с висков: нежно касаюсь их и провожу раскрытыми пальцами дорожки, нежно скользя по коже и соединяя пальцы на затылке, подразнивая его самое эрогенное место. Затем поднимаюсь выше, начиная со лба повторяю те же движения, медленно, иногда возвращаюсь, распределяя волосы на пряди ровнее, и муж мой уже мурлычет, в ожидании самого сладкого. Я глажу его по волосам, и он знает, что ещё немного и будет десерт, и я подаю его: мои пальцы, обезумевшие в своей нежности, ласкают его затылок, спускаясь к шее и вновь возвращаясь, разглаживают его локоны и слегка тянут их, пропуская между пальцев. В этот момент руки Алекса перестают слушаться его благопристойные приказы и ложатся мне на талию, по бокам, туда, где как он уже знает, расположены мои «особые зоны».