Моногамия

Взгляд его затравлен, подавлен, убит. Он не знает, что делать, как исправить то, что потеряно безвозвратно. Храм, великий Собор, построенный им же в моей душей медленно, но уверенно рушится. А ведь строился он не за один день, не было моё чувство к нему любовью с первого взгляда. Не было оно любовью ни со второго, ни с третьего: он убеждал меня долго и медленно своими поступками, своим ухаживанием, своей нежностью, что мне стоит рискнуть и полюбить его. И я любила, как могла, как умела. Любила, но в любой момент могла легко отпустить и забыть. Но тогда, когда стала его женой – пропала совсем, ведь ни одному сердцу не устоять перед соблазном быть горячо и нежно любимым, щедро избалованным и нежностью, и вниманием, и заботой. Моя жизнь была невероятной, пока мы были в браке. Не сразу, но постепенно Алекс пришёл в себя после своей болезни и душевных ран, он вернулся и стал дарить мне то, что обязан был, к чему был предназначен, как считал он сам – свою бесконечную, горячую, страстную любовь. Родив ему ребёнка, я взошла в его глазах на пьедестал, и на самом деле, его отношение ко мне было таким, что я чувствовала себя Богиней. Я не слышала от него ни одного недоброго слова, ни одного упрёка, не видела ни одного обидного жеста или поступка, он носил меня на руках в прямом и переносном смысле. Я жила не в раю, а в куда лучшем месте – в своей собственной мечте.

А потом он забрал всё это одним рывком, забрал по ошибке, толкнув меня на необдуманное, продиктованное отчаянием, обидой, задетым самолюбием. Затем начался ад. Алекс не отпускал меня, нарочно держал рядом, заставляя наблюдать за тем, как дарит всё то, что успел показать мне, другой женщине, убеждая своими действиями и поступками, что я ничто для него, просто след от былого чувства. Он играл так талантливо в своей мстительной пьесе, что я не заметила фальши, не заподозрила, что всё это чёртов блеф, и сам он мучается без меня ровно также, как и я без него.

Алекс, человек с действительно самым большим сердцем из всех людей, кого я когда-либо знала, дошёл в своей жестокости по отношению ко мне до предела… А ведь я любила его всем сердцем, всей душой, я готова была сделать всё для него, горы свернуть, чтобы сохранить его жизнь, унизиться, чтобы не лишиться его близости, растоптать свою гордость, чтобы иметь возможность любить его. Я, для которой гордость – самая главная ценность, жизненный стержень, забыла о ней, измученная болью и тоской да такой степени, что важное стало не важным, а жизнь – самый ценный дар, бессмысленной. Он уничтожил меня.

Теперь просил вернуться, но у меня не было больше сил, чувств, эмоций. В моём сердце нет ненависти к нему, нет злости, нет обиды. Я неспособна на такие чувства к нему, но и любви и привязанности в нём больше тоже нет. Нет больше влечения.

Он целует меня, касается нежно губами моей кожи, его руки ласкают меня, но я ничего не чувствую, теперь я действительно стала настоящим айсбергом, ледяной глыбой, без чувств, без эмоций, без будущего, без желаний, без стремлений …

Алекс держится прямо, уверенно, ровно, словно хочет кричать всем вокруг, что несгибаем, но в глазах его отчаяние и тоска, душа его мечется, запертая в красивом теле, кричит надрывно, просит вернуть всё то, что было ей так дорого, что дарило ей крылья, заставляло трепетать и нежиться в лучах самого прекрасного чувства на свете…

Сломленный отчаянием, подавленный голос просит меня:

- Не пей больше, прошу тебя… Я не стою этого…

Я молчу долго, он тоже. Потом шёпотом, задыхаясь от собственных мук и с усилием сдерживаемых слёз, Алекс шепчет своими горячими воспалёнными губами:

- Прости меня, прости…

Но я не могу, я хотела бы, но не могу… Вслух не говорю этого, вижу как больно ему, больно от осознания своей грандиозной ошибки, ведь он убил сам то, что так долго создавал, чем так страстно дорожил.

Он подавлен до такой степени, что не может говорить со мной голосом, а только шепчет, словно боится спугнуть то, что ещё осталось, если это конечно так:

- Я понял уже, что отвратителен тебе, и я не прикоснусь, обещаю… Я не трону тебя… Я… я буду ждать столько, сколько потребуется… Только не уничтожай себя, только живи…

Ноги больше не держат его, стержень лопнул, самообладание дало слабину, или же ему уже наплевать на достоинство и уверенность, на тот волевой облик, которым он так дорожил. Сползает вниз, лицо его спрятано в моих бёдрах, а сам он оказывается на коленях и сдавленно умоляет:

- Я всё исправлю, только не гони меня, не отталкивай, я не могу без тебя … я задыхаюсь, я не живу, если тебя нет рядом… Я знаю, что сотворил… я сделаю всё, чтобы исправить это, я отдам всё, что у меня есть, я придумаю что-нибудь, только дай мне время и не уходи… Я прошу тебя, позволь мне хотя бы надеяться …

Я негодую, поднимаю его:

-Вставай и не смей никогда падать на колени! Слышишь? Ты нужен мне сильным …

Он встаёт и прижимает изо всех сил к себе, но этот жест не может приблизить мою душу к его душе.

- Ты обещал не обижать…