Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

Северо-Восточная Русь, как отмечалось выше, практически избежала серьезных междоусобных столкновений в 1220-е и 1230-е гг. Единственным возмутителем спокойствия оставался Ярослав Всеволодович, который, однако, большей частью выплескивал свою энергию за пределами отчинных владений. Единственный случай внутреннего конфликта относится к 1229 г., когда Ярослав «отлучи» Константиновичей от Юрия и поднял на брата смуту, но вскоре примирился[134]. Исследователи видят причину конфликта в поддержке великим князем Михаила Всеволодовича, захватившего тогда новгородский стол, принадлежавший прежде Ярославу. Дело в том, что Юрий был женат на сестре черниговского князя и прежде выступал в роли союзника Михаила, а в 1225 г. сам посадил его в Новгород. Он неизменно укреплял и родственные связи с Ольговичами, с которыми при его содействии породнились все три сына Константина Всеволодовича (в 1216, 1227 и 1228 гг.). Нам вообще не известно ни одного случая конфликта между Юрием Суздальским и Михаилом Черниговским. Впрочем, кажется, Юрий вообще имел миролюбивый характер и редко доводил дело до открытого конфликта, а если доводил, то точно побеждал, будучи расчетливым и осторожным. Даже молчаливая поддержка с его стороны была ценной и важной. Жесткость Юрия проявлялась, прежде всего, во внешних операциях против иноплеменников, по преимуществу на востоке (булгары, мордва). С другими ветвями династии Рюриковичей он поддерживал ровные отношения.

Ярослав был человеком иного склада. В наследство от отца он получил небольшую, но богатую и населенную вотчину со столицей в Переславле-Залесском. Этот город возник только в 1150-х гг. и именно в начале XIII в. вступил в период политической самостоятельности и экономической зрелости. Основные коммерческие интересы его жителей располагались по линии отношений северо-восточных русских земель с Новгородом и отчасти Смоленском. Скорее всего, именно это предопределило направление внешней политики Ярослава, который руководствовался не только личными амбициями, но практической выгодой своих подданных. Переславцев, видимо, политика их князя устраивала, и они неизменно оказывали ему военную и любую иную поддержку.

Три раза новгородцы приглашали Ярослава к себе на княжение, и каждый раз ему не удавалось продержаться там более одного-двух лет. В 1230 г. его пригласили в четвертый раз, и как оказалось, на этот раз навсегда. До него княжил именно Михаил Черниговский, чье правление не принесло счастья горожанам. Весь период его управления в Новгороде свирепствовали голод и дороговизна, побежденные лишь с открытием навигации в 1231 г., то есть в первый год правления Ярослава.

Удачное стечение обстоятельств содействовало Ярославу и позднее. Так, он убедил новгородцев в необходимости участия в карательном походе против Михаила Черниговского тем же летом 1231 г. В этом походе принимали участие полки из всех «властей» Ярослава. Результатом было сожжение Серенска и опустошение северных областей Черниговщины («истрати обилья много»). Открытого боя с Михаилом тогда не случилось. Вероятно, его основные силы находились где-то на южных рубежах, так как в этом году готовился поход на Киев, упрежденный Даниилом Романовичем и соответственно Ярославом Всеволодовичем. Нет прямых указаний на то, что речь идет о согласованных действиях волынского и новгородского князей, но их тесные родственные связи (их жены были родными сестрами – дочерьми Мстислава Мстиславича Удалого, князя торопецкого, затем новгородского, а затем и галицкого) позволяют предположить существование сговора. Причем предметом его была именно борьба с Михаилом Всеволодовичем. После этого похода черниговский князь более не предпринимал попыток утвердиться в Новгороде. В следующем году он отослал укрывавшихся у него новгородских оппозиционеров, которых в Новгороде не приняли и вынудили бежать сначала во Псков, а затем в Эстонию[135]. Возможно, это знаменовало временное замирение Михаила с Ярославом. Новгородско-переяславский князь, начиная с 1233 г., был плотно вовлечен в противостояние с «немцами» Прибалтики и не проявлял интереса к делам на юге Руси. Лишь новое усиление Михаила после 1235 г. могло взволновать его и породить новые честолюбивые планы.