Монастырь

К удивлению барона, селение Глоу оказалось неожиданно большим. Расположенное в покрытой зеленью долине немного к востоку от замка, оно тянулось в длину не менее чем на четверть мили, и в половину этого расстояния – в ширину. Дома с высокими покатыми крышами не отличались внешним богатством, но некоторые поражали размерами. Одни хижины стояли тесно, почти соприкасаясь стенами, другие, побольше – наоборот, в отдалении, окруженные плетнями; отовсюду слышался лай собак и куриное кудахтанье.

Эллу встречала целая толпа, кланяющаяся и славословящая: в праздничных льняных рубахах, платьях чуть ниже колен, расшитых по вороту и подолу красными узорами, с младенцами на руках. Многие мужчины зачем-то держали длинные ветви папоротника. В первые мгновения он даже испытал какое-то незнакомое прежде чувство: никогда до этого принц не видел такого количества людей, искренне радующихся одному его появлению.

– Господин… защитник… многая лета! – то и дело доносилось со всех сторон. Толпа с благоговением расступалась перед ним; латникам даже не требовалось раздвигать крестьян.

Посреди деревенской площади высилось внушительное строение с толстыми обмазанными беленой глиной стенами и конусообразной крышей, а перед ним без особого порядка стояли двенадцать человек в одеяниях до пят, мужчин и женщин, все, как на подбор, с длинными деревянными клюками в руках.

– Старейшины, – шепотом пояснил Меррик.

Один из них, высокий благообразный старик с седыми волосами и бородой, заплетенной в косу, величественно подплыл к Элле, слегка склонив голову.

– Я, Малтух, сын Ранне, сына Фитдейха, от имени Круга хавдиннов приветствую тебя, о Элла, Хозяин Глоу, Властитель Черных гор, Хранитель врат Гленкиддираха, защитник вдов и сирот…

О боги, мелькнуло в голове Эллы, и здесь круг. Сплошные круги.

Старик продолжал что-то бормотать, кланяясь после каждого из напыщенных титулов, которыми он награждал своего господина, а закончив, согнулся чуть не пополам, при этом дотронувшись до ног Эллы кончиком посоха. От Круга хавдиннов немедленно отделился еще один старейшина и сделал несколько шагов вперед, встав рядом с первым. Борода у него была чуть не до колен.

– Я Кроан, сын Лута, сына Петты… – И принялся слово в слово, поминутно кланяясь и шамкая беззубым ртом, повторять сказанное ранее.

Элла ужаснулся. После многочасового перехода ноги зудели и горели, а тут, похоже, придется стоять до захода солнца, выслушивая все это славословие. Он мысленно усмехнулся: вот оно, бремя властителей. Хотя, надо признать, некоторые отличия от положения ненаглядного братца Сигеберта все же есть. Его, Эллу, так встречают и славят не потому, что что-то хотят от него поиметь, а потому, что он их действительный защитник и богами присланный судья.

– Надолго это? – еле шевеля губами, спросил он у Меррика. Тот стоял за его плечом.

– Нет, сир, – так же шепотом ответил сотник, – сначала они представятся, это обычай такой, вроде присяги. Потом подарки, а потом пиршество и праздник.

– Подарки?

– Да. Припасы всякие в замок и девушки. Вы девятерых должны выбрать, из разных деревень по одной, а если больше, то даже лучше, лишь бы не меньше. Если из какого селения женщину не возьмете, так это для них стыд и посрамление. Не угодили, значит, господину.

Элла кивнул.

– Как их распознать, из разных деревень-то?

– РаспознГЎете. Смотрите.

Один из старейшин хлопнул в ладоши, и тут же откуда-то из-за домов на площадь гуськом потянулись женские фигуры, все босиком, в одинаковых платьях из холстины и передниках: с красными, синими и прочими узорами, в клетку или с цветочным орнаментом. Платья Эллу поразили: каждое из них представляло собой длинный и довольно узкий, меньше локтя, кусок материи с отверстием для головы. По бокам оно не сшивалось и лишь крепилось на талии завязками тех самых пресловутых передников, оставляя обнаженными руки и, по большей части, ноги.

Солдаты за спиной у Эллы оживленно загалдели.

– Разные узоры – разные селения, – пояснил Меррик.

«Забавный обычай», – развеселился Элла. Сквозь прищуренные веки он разглядывал девушек, неровной линией выстроившихся на деревенской площади. Их было гораздо больше девяти, человек двадцать, темненьких и светловолосых, смущающихся, улыбающихся, веселых, и почти все – с затаенным ожиданием на лицах.

Шумели не только солдаты: крестьяне, толпой окружавшие площадь, загомонили, разразившись приветственными возгласами, подбадривая своих и ожесточенно споря.

– Глянь-ка! – крикнул кто-то из толпы. – Из Стонхилла Айю прислали! Куда ей, кривоножке…

– На себя посмотри! Сынку твоему девка не досталась, так*censored*ть сразу…

– Это для них как соревнование, – сказал Меррик, ухмыльнувшись.

По обе стороны от Эллы возникли две женщины из старейшин, седоволосые и с такими же клюками в руках, как у мужчин. Они сделали шаг по направлению к девицам и взглянули на Эллу.

Элла величественно кивнул. Одна из старух указала на крайнюю в ряду девушку в переднике, на котором причудливо переплетались желтые и зеленые зигзагообразные линии.