Монахини и солдаты

Гертруда отдавала себе отчет, что ее последняя трудность не имеет отношения к Анне или Графу или к тому, что подумают les cousins et les tantes. Дело было в Гае. Гертруда обнаружила, что ее связь с ним, вместо того чтобы оборваться, или остыть, или уйти в область воспоминаний, жива и ее характер постоянно меняется. То, что она чувствовала сейчас относительно их троих, Тима, Гая и нее, было совершенно отлично от того, что она чувствовала во Франции и позже, когда вернулась на Ибери-стрит, и опять-таки отлично от того, что она испытывала, когда говорила Тиму, что «так продолжаться не может». В последнем случае было очень просто: ей казалось, что горестная тень Гая осуждает ее. Гай сам сказал, пусть лишь желая утешить ее, чего бы он хотел для нее после его смерти. Он сказал, что хочет для нее счастья, и говорил о замужестве и Графе. Гертруда решила так: одобрял Гай или нет кандидатуру Графа как защиту от Манфреда и хотел он или нет в действительности, чтобы она вышла за Графа или кого другого, он, безусловно, не имел в виду Тима! Эта мысль не была прямой причиной ее разрыва с Тимом, скорее в том состоянии, в каком была Гертруда, это способствовало подсознательному неприятию Тима и ощущению, что она снова влюбляется в Гая.

Теперь, когда Гертруда потеряла и обрела Тима, в ней опять произошла перемена. Она чувствовала, что поднялась на новую ступень, с которой может судить свои прежние перемены и понять их. Ее странная любовь к несуществующему Гаю не уменьшилась, возможно, даже усилилась, но была очищена от мучительного беспокойства и горьких размышлений, которые прежде делали ее чуть ли не враждебной и расчетливой, похожей на любовные отношения, в которых он был сердит, а она обиженно уступала. Это было словно безумие, почти наваждение. Теперь она мягко и естественно освободилась от Гая, более способная смотреть на него спокойно и с нежностью, и пребывала в спокойной уверенности, что ее связь с ним останется живой и меняющейся, как все живое, до конца жизни. Не то чтобы она чувствовала, что сейчас несет его в себе или с собой или «живет» им. Они были разделены. Но теперь она как бы могла сказать ему через разделявшую их даль: я люблю тебя, прими меня такой, какая я есть, мне нужно жить дальше и принимать решения без тебя, и, наверное, я сделаю много такого, что ты сочтешь глупостью, но тут ничего не попишешь. И теперь боль ее потери стала иной — как боль очищенной и дезинфицированной раны.

Спустя некоторое время она даже смогла говорить с Тимом об этом и о том, как ее траур должен будет повлиять на свадьбу. Ее больше не волновали ни «планирование времени», ни что в этой связи подумают «другие». Гай умер в декабре, бракосочетание было намечено на июль — веселье на похоронах, панихида на свадьбе. Что ж, да будет так. Гай часто говорил ей, что время — вещь нереальная. Вопрос временной дистанции теперь казался ей ничего не значащим и чисто формальным, чем-то, зависящим от ее взгляда на свою собственную историю, от ее чувства, что хорошо и что реально. Она перестала беспокойно подсчитывать недели и месяцы своего вдовства. Решила, что делать с Тимом в свете ее отношений с Гаем и что делать с Гаем в свете ее отношений с Тимом. Сама любовь была этим светом. Эти спокойные мысли помогли Гертруде не слишком отчаиваться (хотя она и беспокоилась) из-за того, что подумает о ней семья Гая и насколько бешено будут работать их языки. Они, разумеется, были к ней бесконечно добры, внимательны, благожелательны, проявляли понимание. Она знала, что между собой они только об этом и говорят, и примерно представляла степень их шока, изумления, злобы и морального осуждения, которые придавали остроты этим пересудам, доставлявшим им столько удовольствия. Она получила решительное одобрение со стороны Джеральда (которому Тим искренне нравился), Мозеса Гринберга (согласившегося быть посаженым отцом) и, что довольно удивительно, миссис Маунт, всячески старавшейся показать свою радость. Манфред, конечно, вел себя безупречно, но Гертруда, как обычно, плохо представляла, что он думает на самом деле. Похоже, его присутствие на церемонии было исключено. Она поместила очень коротенькое объявление о предстоящем событии. Гертруду все они мало заботили, по крайней мере в данный момент. Возможно, она стала причиной скандала. Но пока чувство долга по отношению к семейству не слишком мучило ее.