Другое дело — Анна и Граф, эти две, в ее глазах, благородные души. Тим с Гертрудой затаились на недолгий период между воссоединением и своим невероятным объявлением о свадьбе. Они жили на Ибери-стрит, но без прежнего навязчивого стремления скрывать это. Они никому ничего не говорили, однако любой мог видеть их вместе. Гертруда еще раз намекнула, что, вероятно, уедет, по крайней мере сказала об этом Анне и Графу (остальные ее не волновали), но не знала, поверили они или нет, и надеялась, что не поверили. Пожалуй, было бы лучше, чтобы они решили для себя, как им отнестись к предстоящему. Прежде чем рассказать семье, Гертруда написала коротенькие ласковые письма им обоим, сообщая о своем намерении выйти замуж. Они, конечно, поздравили ее, а Граф написал теплое письмо Тиму. Гертруда пригласила их на коктейль вместе с Мозесом, Манфредом, Джеральдом, Виктором и миссис Маунт, они оба пришли, и вся небольшая компания даже была неподдельно оживленна и весела. Когда гости разошлись, Тим со счастливым видом сказал: «Они приняли нас». Гертруда не была столь уверена. Она немного поговорила с ним о Графе. Тим смутно догадывался, что Граф неравнодушен к Гертруде, но не знал, насколько серьезны были его чувства, а Гертруда не стала просвещать Тима на этот счет. Анна же ее поразила. Как только Гертруда сказала, что окончательно решила выйти за Тима, Анна не только не выразила своего прежнего неодобрения, но искренне обрадовалась за нее. Графу, безусловно, это не могло доставить никакой радости, он даже не пытался сделать вид. Он воспринял известие с достоинством, но при всей своей подчеркнутой любезности (теперь принять ее приглашение было делом чести) был слегка отчужден и замкнут. Гертруда внимательно следила за этими его отстранениями и замыканиями в себе. Теперь, решившись выйти за Тима, она уже не так переживала, что Граф переменит свое доброе мнение о ней, нежели прежде, когда ее тайная любовь даже ей казалась грязной безнадежной связью. Но она догадывалась, как сильно он страдает. Моментами в его глазах мелькала вспышка боли, которую он не мог скрыть. И она с грустью говорила себе: да, наверное, она потеряла Графа. Он постепенно отойдет в сторону и вовсе исчезнет. Иначе поступить он не может. А она, разве она может надеяться иметь все?
В этот период Тим предался, так сказать, удовольствиям. Для него наступил праздник, в котором не было места беспокойству и тревоге. Он вел себя безупречно, тем более что чувствовал: его энтузиазм должен вызвать неприятие Гертруды, которая несла свое печальное бремя. Не то чтобы он сомневался в подлинности ее любви. Но он знал, потому что она говорила ему, что она постоянно думает о Гае и волнуется из-за Анны и Графа. Одним из удовольствий Тима стала попытка переменить свою внешность, выглядеть иначе, моложе, оригинальней. Он сделал элегантную стрижку и чаще мыл волосы. Укоротил торчащую бороду почти до невидимости, но отрастил кудрявые бачки. У него еще остались деньги от его «зарплаты сторожа» (они с Гертрудой смеялись над этим), и он тратил их на то, чтобы одеться, как оперный артист, покупая мягкие цветастые рубашки и шейные платки. Он прилагал все усилия, чтобы хотя бы удивить друзей Гертруды. Ради них усердно разыгрывал из себя художника-оригинала и надеялся, что после первого потрясения они воспримут свершившееся как нечто разумное и обнадеживающее.