Читаем Монады полностью

Не хочется быть банальным. Не хочется, но приходится. Собственно, актуальное всегда банально, а банальное, естественно, актуально. Хочется быть, если уж банальным, то хотя бы точным и научно скрупулезно выверенным. С первым вроде бы проблем нет. А со вторым… – да какое уж тут второе?! Тут с первым бы совладать. Просто бы добраться, а потом отделаться от него. Ан нет, не удается, не удается, как справедливо и отмечают мои многие недоброжелатели. Их много, много – недоброжелателей-то. А в чем я провинился перед ними – неприхотлив, независтлив, тих и благосклонен к любому. Ан нет. Значит, заслужил, и я понимаю это. Понимаю и принимаю все эти претензии как в их провоцирующей причине, положенной во мне самом, так и в конкретности их проявлений, лежащих уже в пределах сферы психосоматики предъявителей этих претензий. Посему мои безрезультатные самооправдательные трепыхания – они так просто, некие самопроизвольные подергивания покалеченного и самоосознающего (наделенного этой подлой мучительностью самосознания) нравственного организма. Надеюсь, предъявленные страдательно-самооправдательные ламентации кающегося самозванца вполне и тематически, и, главное, экзистенциально-интонационно, буквально, даже чересчур буквально относятся к заданной теме.

Но вернемся к холодной и рассудительной речи научного повествования. Понятно, что явленный в первом абзаце сочинения тексто-грамматический процесс последовательности дефиниций не отражает, не может отражать конкретные исторические явления, обличия и проблемы именно конкретного самозванства, но лишь параметры принципиального основополагающего самозванства. Прошу обратить внимание и заметить, что научная терминология дается мне нелегко, да и вообще в данной сфере исследований она мало разработана. Во всяком случае, мне вполне неизвестна и посему заменяема моей собственной псевдо-терминологией и квази-сциентическими ухищрениями, впрочем, лежащими на поверхности. Прошу заранее меня извинить. Но именно данная громоздкая формула, как мне представляется, позволяет выявить специфический модус проблемы, явленной в наше время как доминация самого идентификационного процесса над твердостью найденных, зафиксированных и укреплённых точек – позиций идентификации, в пределах которых и возможно принципиально высокое самозванство, в отличие от просто появления, промелькивания всякого рода проходимцев и мошенников, коими всегда и везде кишит любое общество. Народ ведь по сути своей – подлец! За ним глаз да глаз, уж извините. Уж присказка такая. Это не я говорю, это народ говорит сам о себе. Я бы такое не сказал. Я бы сказал что-нибудь другое, возвышенное и позитивное. Но все-таки, лучше уж быть со своим народом во всех его взлетах и падениях, самооценках и самоуничижениях. По-простому совпадать с ним во мнении.

И, естественно, во мнении о самом себе. Даже в таком вот негативном самомнении. А сам бы, по своему отдельному разумению, я подобного не сказал бы. Хотя, отчего же – сказал бы. Вот и сказал.

Да, тут уж начинается нешуточное. Тут объявляется серьезное и о серьезном. Так не все же нам анекдотами о Штирлице пробавляться:

– Штирлиц, а сколько Вам лет?

– Сколько всем – столько и мне! – а и тоже непростой ответ. Да и анекдот непрост. Ох, непрост! И тоже ведь, по нашей теме.

Прошлые века (не указываем точно какие – всякий сам понимает) доминирования родовых и классовых идентификаций порождали образ идеального человека данной страты или рода, отображением которого на сферу обыденности являлся средне – презентативный типаж, имитация которого и составляло суть местного конкретного самозванства. Мы не берем столь навязшие из истории и авантюрных повествований события связанны с реальной борьбой за реальную власть – всякие там лже-Дмитрии или лже-Нероны, лже-Наполеоны и прочие лже-. Нас интересуют не конкретные исторические поводы, причины, мотивы и обстоятельства, но и не онтологические и метафизические предпосылки этого явления, а, скорее, его феноменология. Конечно, интересны, но тоже не являются предметом нашего нынешнего рассмотрения, случаи психопатологической потери идентификации и замены ее ложной, либо примеры простого раздвоения личности, что уже находится за пределами нехитрого медицинского определения «практически здоров». А нашим предметом является норма. Простая, даже банальная норма в горизонте всех взрослых вменяемых людей планеты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики