Молот и крест. Крест и король. Король и император

— Дело вот в чем. Если видения ложны, у нас не остается доказательств, что наши боги существуют. Тогда мы спокойно можем избавиться от наших одежд, амулетов и других священных атрибутов, можем просто заниматься ремеслами, которыми всегда зарабатывали себе на жизнь. Видения приходят либо изнутри, как сны, как расстройства мозга и желудка; либо они приходят извне, из мира, где живут наши боги, и не зависят от нас. Я не знаю, как это выяснить.

В круге зазвучал четвертый голос, тихий и усталый: голос лекаря Хунда. Уже несколько недель, с самой первой встречи его друга Шефа и предполагаемой ученицы Свандис, маленький лекарь выглядел неприветливо, замкнуто, даже сердито. Ревность, полагали окружающие: у него отнял любимую женщину человек, от которого этого меньше всего можно было ожидать. Сейчас Хунд заговорил решительно:

— Я могу выяснить это для вас.

— Каким образом? — спросил Хагбарт.

— Я уже давно знаю — с тех пор как мы с Шефом выпили у финнов особое зелье, — что и у меня могут быть видения, если приму требуемое снадобье. И по-моему, все видения Шефа происходят от одного и того же корня. Вернее сказать, не от корня, а от грибка. Вам всем известно: когда рожь при уборке отсыревает, на ней появляются такие черные рожки, спорынья. У вас, норманнов, она зовется rugulfr, ржаной волк. И мы все знаем, что зерно нужно высушивать, а со спорыньей есть его нельзя. Но полностью избавиться от спорыньи очень трудно. Она вызывает видения, а в больших дозах сводит с ума. Думаю, наш друг особенно к этому восприимчив, так бывает с некоторыми людьми. Его видения появляются после того, как он поест ржаной хлеб или ржаную кашу. А что мы едим здесь, с тех пор как кончились наши запасы? Белый хлеб из хорошо просушенной пшеницы. Но у меня хранится снадобье из рожков спорыньи. Я в любой момент могу вернуть его видения.

— Но если ты так считаешь, — начал Хагбарт, — значит ты согласен со Скальдфинном и Свандис. Все видения — просто болезнь пищеварения, а не послания богов. И богов не существует.

Хунд окинул слушателей невыразительным взором, не надеясь отстоять свою точку зрения.

— Я много думал об этом. Вы все жертвы того способа мыслить, которого я избегаю. Вы рассуждаете: «или — или». Или изнутри, или извне. Или ложь, или истина. Этот способ годится только для самых простых вещей. Но не там, где замешаны боги. Я лекарь. Я научился смотреть на организм человека как на единое целое, а уж потом определять, какая у него болезнь. Иногда болезней сразу несколько. Поэтому наши представления о богах я тоже рассматриваю как единое целое. Если бы нам, жрецам Пути, предложили выразить наши верования словами, мы сказали бы, что боги существуют где-то вне нас, скажем, на небе, и они были там прежде нас. Мы созданы ими. Что касается богов других народов, например христиан или встреченных нами здесь иудеев, это просто ошибка, их богов на самом деле не существует. Но то же самое они говорят о наших богах! А из чего следует, что правы мы, тогда как они ошибаются? Или что правы они, а мы ошибаемся? Может быть, правы все. И все ошибаемся. Верно, боги существуют. Но неверно, что они нас создали. Может быть, это мы их создали. Я думаю, что наш разум — вещь очень странная, выше нашего понимания. Мы не ведаем, как он устроен, и не можем этого узнать. Возможно, наш собственный разум нам недоступен, потому что он находится вне нашего времени и вне нашего пространства, — сами подумайте, Виглейка и Шефа их видения переносят туда, куда их телам ни за что не добраться. Полагаю, что в этих дивных местах и созданы боги. Из вещества разума. Из веры. От веры боги становятся сильнее. И слабеют от неверия и забвения. Поэтому вы понимаете, Торвин и Скальдфинн, что видения Шефа могут быть настоящими посланиями богов. А спорынья дает им первый толчок или финский напиток — не суть важно. Здесь можно обойтись без «или — или».

Хагбарт нервно облизал губы; убежденностью и внутренней силой его голос не мог сравниться с голосом маленького целителя.

— Хунд, я не думаю, что это правильное мнение. Сам посуди: если боги становятся сильнее от веры в них, то сколько всего на свете существует людей Пути и сколько христиан? Если Христа поддерживает вера сотен тысяч, то в наших богов верит вдесятеро меньше, — значит, наши боги давно треснули бы, как орех на наковальне.

Хунд невесело рассмеялся:

— Я сам когда-то был христианином. Думаешь, истово молился? Как бы не так. Я верил, что, если не заплатить церковную десятину, лачугу моего отца сожгут дотла. В мире много христиан, ты прав. Один из них — король Альфред. Шеф мне однажды рассказал, как короля Альфреда приютила вдовая старуха и заставила печь лепешки. Она тоже была христианкой. Но не все люди церкви — христиане. И не все, кто произнес шахаду, верят в Аллаха. Они не верят ни во что или верят в шариат, а твои соотечественники, Соломон, верят в свои священные книги. Не думаю, что такая вера имеет значение. Ведь, если боги созданы нами, их нельзя обмануть, как мы обманываем самих себя.