— Выследив нас, он вернулся за Мёрдохом и его людьми, — продолжил Шеф. — Похоже, они сговорились. Им достался я, а ему — она. А может, он просто уволок Годиву, пока ирландцы возились со мной. Их было слишком мало, и, если он успел далеко уйти, преследовать они не решились. Все-таки крепкую трепку им задали наши.
— Тогда слушай. Ивара больше интересуешь ты, чем она. Но он знает, что ты увел ее из лагеря. Это плохо. — Хунд нервно потеребил редкую бороденку. — Вспомни, Шеф, кто-нибудь видел, как ты собственноручно убивал викингов?
— Я прикончил только одного. Было темно, и я управился быстро; никто этого видеть не мог. Но кто-то мог видеть, как я лез в загон и освобождал пленных, в том числе Альфгара. — Шеф скривился. — А еще я горящим бревном проломил строй викингов, когда с этим не справились королевские воины.
Шеф повертел обожженные кисти перед глазами, разглядывая белые пятна мертвой кожи с крошечными отверстиями от шипа.
— Да. Однако это не повод для кровной мести. За нынешние ночь и день мы с Ингульфом помогли многим. Если бы не наше лечение, иные воеводы уже испустили бы дух или остались калеками на всю жизнь. Представь, он даже кишки сшивает, и человек иногда выкарабкивается, если достаточно крепок, чтобы вытерпеть боль, а в рану не попала отрава.
Шеф еще раньше заметил бурые пятна на котте товарища, а теперь присмотрелся к ним.
— Вы с Ингульфом пытаетесь меня выторговать у Ивара?
— Да.
— Но какое дело Ингульфу до меня?
Хунд окунул в оставшуюся воду черствую краюху и протянул Шефу.
— Торвин говорит, это дело Пути и надо тебя выручить. Не знаю почему, но он совершенно одержим этим. Кто-то поговорил с ним вчера, и он сразу примчался к нам. Ты что-то сделал, о чем я не знаю?
Шеф улегся поудобнее, насколько позволяли путы.
— Много чего, Хунд. Но в одном я уверен: никто не спасет меня от Ивара. Я отнял у него женщину. Как это искупить?
— По обиде и выкуп. — Хунд налил в кувшин воды из меха, положил рядом хлеб и протянул Шефу грязный сверток, который принес под мышкой. — В лагере плохо с едой, а половина одеял пошла на саваны. Это все, что я нашел. Растяни, не ешь сразу все. Если хочешь расплатиться — подумай, чем может быть полезен король.
Хунд указал подбородком на угол загона, где сидели умиравшие воины, затем сказал что-то охране, поднялся и вышел.
«Король, — подумал Шеф. — Какой выкуп потребует Ивар?»
— Есть ли надежда? — сдавленно произнес сидящий за столом Торвин.
Убийца-Бранд взглянул на него с легким недоумением.
— Что за речи я слышу от жреца Пути? Надежда? Надежда — слюна, которая стекает с клыков волка Фенрира, скованного до дня Рагнарёка. Если мы начнем действовать лишь потому, что вообразили какую-то надежду, то, право слово, кончим не лучше христиан, поющих гимны своему Богу в расчете на лучшую долю после смерти. Ты забываешься, Торвин.
Бранд с интересом посмотрел на свою правую руку, вытянутую на грубом столе возле горна Торвина. Она была почти до запястья рассечена мечом между вторым и третьим пальцем. Над ней склонился Ингульф, который промывал рану теплой водой со слабым запахом трав. Вот лекарь медленно, осторожно развел края раны. Мелькнула белая кость, но ее мигом залила кровь.
— Лучше бы ты пришел ко мне сразу, а не тянул полтора суток, — сказал лекарь. — Со свежей раной управиться проще. А с такой, закрывшейся, куда больше возни. Можно рискнуть и зашить как есть. Но неизвестно, что было на рубанувшем тебя клинке.
На лбу у Бранда выступил пот, но голос оставался спокойным и ровным.
— Валяй, Ингульф, делай свое дело. Я повидал слишком много загнивших ран, чтобы рисковать. Боль можно и потерпеть, а если испортится кровь, мне точно конец.
— И все же надо было прийти раньше.
— Я полдня пролежал среди трупов, пока какой-то умник не заметил, что все остыли, а я — нет. А когда я понял, что хуже раны у меня и впрямь не бывало, оказалось, что у нашего лекаря есть дела посерьезнее. Правду говорят, что ты вынул из старого Бьора потроха, сшил их и затолкал обратно?
Ингульф кивнул и вдруг решительно выдернул щипцами костный отломок.
— Говорят, он теперь называет себя Тертым Бьором и клянется, что видел врата ада.
Торвин шумно вздохнул и придвинул кружку к левой руке Бранда.
— Хватит, ты достаточно наказал меня болтовней. Теперь говори: есть ли шанс?
Бранд побледнел, но ответил прежним сдержанным тоном:
— Не думаю. Ты же знаешь Ивара.
— Знаю, — сказал Торвин.
— Бывают обстоятельства, когда его трудно вразумить. Я говорю не о прощении — мы не христиане, чтобы прощать оскорбления или плюхи. Если Ивар в бешенстве, он никого не слушает и не желает думать о пользе дела. Юнец увел у него наложницу. Забрал женщину, на которую у Ивара были виды. Если бы болван Мёрдох привел ее назад, то, глядишь… Нет, все равно сомневаюсь, потому что девица пошла добровольно. Это означает, что малый сделал что-то такое, чего не смог Ивар. Стало быть, должна пролиться кровь.
— Наверняка можно найти какой-нибудь довод, чтобы Ивар передумал и согласился на возмещение ущерба.